Надо бы поспать. Может, поискать припрятанные таблетки морфина?
Это бы ее успокоило.
Юрек не станет связываться с ней второй раз за ночь. Он думает, что она утром получит информацию об останках Игоря.
Сага снова взяла пистолет. Она не сводила глаз с входной двери.
Там, где под скотч попал воздух, на серебристой поверхности вздулись пузыри.
Сага медленно закрыла глаза, откинула голову назад. Через закрытые веки она видела свет торшера.
Ей померещилось движение, и она тут же открыла глаза.
Ничего.
Не обязательно было убивать ночной персонал – можно было их связать, запереть. Наверное, это сделал Бобер. Юрек не получает удовольствия от убийства, к убийствам он равнодушен.
А если это сделал Юрек, то он хотел напугать ее, напомнить ей, что он опасен, что он вполне серьезен: если она не выдаст ему информации о теле брата, то живым отца больше не увидит.
Проверяя, заряжен ли телефон и включен ли звук, Сага заметила, как у нее дрожат руки.
На часах половина шестого.
Йоне бы не понравилось, как он себя повела. Он сказал бы: убей Юрека не раздумывая, даже если это будет стоить жизни твоему отцу.
Но для Саги такое немыслимо.
Она не способна на такой выбор.
Йона сказал бы, что с каждой секундой жизни Вальтера цена, которую придется заплатить, растет. И закончится это, лишь когда ты потеряешь все.
Может быть, она ошибается, но ей казалось, что они с Юреком снова сидят за шахматной доской.
Сага пыталась обмануть его, демонстрируя брешь в защите.
Во всяком случае Сага думала, что обманет его.
И что получила взамен?
Что-то наверняка получила, ведь невозможно передвинуть фигуру, не оставив пустого места.
Саге казалось, что она упустила какую-то важную деталь, коснулась чего-то, что можно соединить с чем-то еще.
Усталость вдруг как рукой сняло.
Вальтер сумел вывести разговор на ее мать, хотя Сага выстроила защиту именно там.
Поразительно, как легко у него это получилось.
Саге казалось, что она контролировала ситуацию, просто не давала ходу ошибочным утверждениям о своей матери, но потом проговорилась, что мать страдала биполярным расстройством.
Может быть, это ничего не значащая деталь, но говорить об этом было не нужно.
Сага снова чувствовала себя бабочкой, которую Вальтер пытается поймать. А иногда ей казалось, что он уже посадил ее в стеклянную банку.
У него это отлично получалось.
Вальтер скормил ей несколько лживых предположений, после чего заявил, что мать плохо обращалась с ней.
Сначала он только предположил, но теперь он знал это наверняка.
Каждый разговор с Вальтером означает хождение по краю.
Сага крепко потерла лицо ладонью.
Надо подумать.
С каждой минутой воспоминания о разговоре улетучивались.
Говоря о брате как о собаке, Юрек выглядел отрешенным – это часть его стратегии, он хотел посмотреть, как Сага отреагирует на такое жестокосердие, теперь она была в этом уверена. Но когда он говорил о жилищах – это, кажется, было по-настоящему. Вальтер говорил, что иные места подобны магнитным полям, они снова и снова притягивают тебя к себе.
– Черт, – буркнула Сага и встала с кресла.
Было в этом разговоре что-то, что следовало запомнить.
Но вид мертвых тел словно уничтожил способность Саги просчитывать ходы наперед.
Сага еще раз взглянула на дверь и ушла на кухню. Положила пистолет возле раковины, открыла холодильник.
Она позволила Юреку заговорить о биполярном расстройстве матери в тот момент, когда спросила его о брате.
Что она получила взамен?
Он же был почти вынужден дать ей что-то взамен.
Сага оторвала от ветки помидорчик-черри, сунула в рот, раскусила, ощутила, как помидорчик взорвался кислинкой.
Она пыталась спровоцировать его, говоря, что он не заботился о своем больном брате, говорила, что видела, в каком убожестве тот жил, когда обыскивала старые рабочие бараки в гравийном карьере.
Вот оно, то самое место в разговоре.
Когда Сага упомянула, что полицейские техники прочесали каждый угол карьера, Юрек невольно перешел на презрительный тон.
“От техников ничего не скроется”, сказал он – так, будто самое главное они пропустили.
Сага сняла фольгу с тарелки с остатками еды и принялась хватать куски руками, припоминая подробности разговора.
Юрек понял, что Йоне удалось найти его брата благодаря их побегу с космодрома в Ленинске и работе отца на гравийном карьере.
Сага прожевала холодную пасту, сунула в рот пару кусков жареной курицы, ощутила вкус лимона и чеснока.
Бобер стоял за Юреком, помогал ему ослабить ремни. Он говорил о протезе – что человек привыкает жить с ограничениями.
Бессмысленное презрение к слабости, подумала Сага, и перед глазами тут же всплыла картинка: Бобер кладет протез в раковину, и из чаши протеза в слив сыплется песок.
Она видела это, но не поняла, в чем дело.
Юрек живет там, где много песка, в гравийном карьере, это единственный ответ.
Он все это время жил там, поняла Сага.
Дрожащей рукой она поставила пустую тарелку в раковину и достала из холодильника коробочку с вчерашним фалафелем. Быстро прожевала, откусила кончик острого перца.
Гравийный карьер. Вот оно, магнитное поле, подумала она. Начало и конец всего, там умер отец, там умер брат Юрека.
Когда Вальтер говорил: “От техников ничего не скроется”, он имел в виду прямо противоположное.
Там должен быть какой-то тайник, который полицейские не нашли. Может быть, он расположен ниже, под теми помещениями, которые обыскали техники.
Сага вдруг широко улыбнулась.
Кажется, сошлось.
Поедая подсохший хумус и обрывки салатных листьев, Сага еще раз прошлась по разговору с Вальтером. Еду она запила соком прямо из пакета, вытерла липкие руки о джинсы, подошла к столу, перевернула лист бумаги и принялась записывать основные мысли. Начала она с песка, который сыпался из протеза.
Юрек не проговорился напрямую, но, возможно, кое-что все же выдал.
Он утверждал, что жил с братом, но ни в доме, ни в бомбоубежище не обнаружилось никаких его следов.
Тайник был безупречным. Юрек знал, что полиция не найдет его логово, потому что уже пыталась его найти, причем у полицейских имелись все ресурсы.
