Федька глянул на Степанова. Но тот смолчал, давая этим понять, чтобы он делал то, что хочет. И он вышел вслед за Бекетовым из избы. Они прошли до раската и поднялись наверх.
Раскат — высокий сруб с помостом наверху — был покрыт шатровой крышей. На нем стояли полковые пушки для боя на все четыре стороны. С его высоты открывался вид на реку, на берег на той стороне ее, он был скалистый, и на богдойский лагерь. Его остатки были заметны издали и сейчас. А к нему, вон глянь-ка, цепочкой двинулись казаки из полка Федьки… Река здесь поворачивала влево, уходила от поймы Кумары, от ее широкой дельты и островов, которые та намыла за многие века великого труда. По половодьям здесь, на тихих плесах, Амур оставлял все: кусты, деревья, всякий хлам, все то, что не нравилось ему, мешало жить и течь…
— Вон там и там они стояли! — показал Бекетов вниз и вверх по реке. — Берег тоже отняли, суда пожгли!.. Дючеры их накликали и пришли вместе с ними!
* * *
Что было здесь два месяца назад?.. Два месяца назад Амур еще лежал закованным в полусаженный лед. Март. Весной уже дохнуло на реке. Но где-то далеко еще была она. Однако ветер приносил уже известия о ней. Тянул теплом откуда-то он с юга, с пустыни Гоби, с великой, жаркой стороны. Оттуда же всегда бегут и облака колечками, никак не остановятся. И солнце, весь день солнце, глаза слепит, и небо синевой расходится. А к ночи снова холод, сухой, но робкий был уже.
В тот день, 13 марта, день, незанятый еще никаким святым, с утра два десятка казаков выползли из лачуг, своих ночлежек, а попросту избенок. День был будний, трудовой. И казакам в остроге не сиделось. И они двинулись вверх по реке, туда, где заготавливали строевой лес. Там, выше по реке, он рос недалеко от берега, и его удобно было сплавлять оттуда плотами. Его там валили, обрубали сучья, укладывали бревнами в бунты, и так оставляли до вскрытия реки… Казаки пошли гуськом, неспешно, экономя силы: и смачно захрустел, сухариком, под ними наст. Вот скрылся первый из них за мыском, которым падала к реке хребтина, поросшая густым и темным лесом… За ним скрылся другой и третий… И вскоре все они исчезли с глаз.
А Бекетов, провожая их взглядом с башни острога, не знал тогда, что видит этих казаков в последний раз. Спустя некоторое время он залез опять на раскат и стал наблюдать за всей округой. Его томило какое-то недоброе предчувствие…
Да, все так и вышло. В полдень на сторожевой вышке вдруг загудел набатный колокол. В остроге забегали казаки, полезли на стены с мушкетами и самопалами, стали готовиться к какой-то неизвестной драке, и спешно наряжали пушки на раскате.
На башне у ворот Бекетов оказался первым. Взлетев наверх ее, он взглянул, что же делается вокруг-то!
За ним прибежал и Степанов.
— Вон там, вон, вон! Смотри!.. Идут!..
— Ах, мать честная, казаков прихватят в лесу! — заныл кто-то рядом с Бекетовым.
Бекетов прицыкнул на крикунов: «Да замолчите же!» — и стал пристально вглядываться вдаль, вверх по реке, где показалась первая колонна богдойского войска, за ней еще и еще… Их было много, они шли по сотням, над ними трепетали знамена разноцветные… «Уже отрезали путь к острогу лесорубам!»… Колонна шла и по льду, вниз по реке, под скалами на том берегу… «Ох, не достанут до них наши пушки-то!»… Все это говорило о том, что войско берет острог в кольцо, заходит с тыла… Уже ставят лагерь выше по реке, за тем самым мыском, куда ушли их лесорубы. Там угадывалась какая-то суета, слышались крики и звон металла…
Да, там, далеко от острога в лесу, богдойские ратники частью перебили казаков, кого-то поймали и увели в свой лагерь. Оттуда их вывели на видное из острога место… И длинный меч, кривой, тяжелый, блеснул на солнце в руках палача… И с плеч слетела первая голова… За ней — другая полетела…
— Кого там?!. Не разглядеть! — сердито забурчал Онуфрий.
— Михалка Барабан!
— Да, похоже!
Бекетов скатился с башни по ступенькам, забегал по острогу, стал набирать охочих на вылазку. И вскоре два десятка казаков трусцой выбежали из острога вслед за ним. Но тут его нагнал Онуфрий и схватил за кафтан.
— Никуда не пойдешь! Ты что — сдурел!
Бекетов метнул на него злой взгляд из-под железной шапки и воинственно вздернул бороду… Но вспышка гнева прошла быстро, и они, задиристо потолкав друг друга плечами, опять поднялись на башню.
А казаки, охотники до драки, побежали по мокрому снегу. Он к полудню слипался, пластами к подошвам приставал, и было тяжело в доспехах. И они побежали туда, где, встречая их, уже стояли жутко стройные ряды, как будто там водили хороводы куклы… Вот казаки сцепились с богдойскими… Их было мало, чтобы отбить своих. И они стали отходить, поволокли вслед за собой хвост из преследователей… У самой крепости те бросили цепляться за них, когда по ним со стен ударили из самопалов. И богдойские сразу побежали, гремя тяжелыми железными щитами. А вслед им тявкнули медные пушки, но не металлом, камнями их осыпали… В тот раз в острог вернулись не все казаки. И с той поры больше не стало на берегах реки затишья: обстрел, каждый день обстрел.
Но только через неделю начался штурм. Еще было раннее утро, а уже пушки загрохотали как-то по-особенному.
— Они, богдойские, не спят, что ли! — ругались казаки, влезая сонными на стены.
Первыми забили батареи снизу реки, установленные за полторы сотни саженей. К ним добавили залпы и пушки из-за шанцев, сверху реки… А тут, о-о! Господи! В крепость полетели ядра откуда-то из-за реки.
— Это же надо — такая даль!
— Они что — за две версты берут? Куда против них нашим-то пушчонкам: они и за две сотни саженей не тянут!..
В остроге не сразу догадались, откуда же из-за реки пошел обстрел.
— Вон с той скалы!.. Вон, вон дымок! На камне вышибло!
— Так до него саженей за штисот!.. Вот так палят!
Четверо суток днем и ночью грохотала канонада. В острог летели ядра, трещали деревянные столбы, утробно ухали башни, когда по ним полосовали ядра, вышибая из них щепки…
— Да все это с разными хитростями. Они пустили в ход и зажигательные стрелы, с какими-то своими письменами.
— То нашим-то и не понять, — ворчали казаки…
— Слава богу! — вздохнул Бекетов. — Надоумил он нас. В остроге-то мы выкопали глубокий колодец. Да от него отвели желоба под стены и подавали туда воду. Смольем запаслись и бочки с песком на стенах нарядили…
На пятый день канонада стихла, и сразу на приступ пошли штурмовые отряды. Подойдя к «чесноку», что был подле рва, богдойские прикрылись огромными деревянными щитами, которые катили на колесах. И тут же, тоже на колесах, подкатили лестницы, а в руках у воинов-куячников замелькали крючья. Тащили они с собой и пороховые заряды. И вновь за стены полетели горящие стрелы.
— Ох, и навидались же мы всяких осадных премудростей! Куда там — нашим-то! Казак ведь горлом берет, да хваткой! А у них все послушные, бегут рядами, как за маткой поросята! Ха-ха!.. Да-а! Драка-то у них ученая!
