Книга На краю государевой земли, страница 18. Автор книги Валерий Туринов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «На краю государевой земли»

Cтраница 18

Он взял большие, с длинными ручками железные щипцы, похожие на кузнецкие клещи, и, пробуя, щелкнул ими пару раз.

От этого звука Лёвка вздрогнул, судорожно сглотнул слюну и быстро отвел взгляд в сторону. В одно мгновение у него перед глазами пронеслось лицо палача под Полоцком, когда тот допытывался от него что-то, чего Лёвка и не знал-то никогда…

Палач завел остяку за спину руки, надел наручи и защелкнул замок, продолжая монотонно бубнить между делом.

— При покойном государе, Борисе Федоровиче, служил я у Семена Никитича, его троюродного брата, на Пыточном, — с гордостью обвел он взглядом служилых. — Работы хватало, невпроворот. Это здесь сноровка убавилась. А при государе-то дел всегда много. В одиночку-то и не управиться. Семен Никитич любил порядок. И все чтобы тайно было: бояре ходили через нас. Я уже не говорю о такой мелкоте, как стрельцы… Бояре-то, народ рыхлый телом. С ними работать тяжко. Остяки-то и вогулы жилисты. Его тянешь, он гнется, ан ничего — дюжит. Вот только одну ее, матушку, — ласково погладил он рукой жаровню, — не выносят. К огню не привычны… При царе Димитрии меня сослали сюда. Говорят, за боярина Александра Романова. Он приходился ему каким-то дядькой, али, бог знает, еще кем…

Он перекинул через матицу веревку и потянул ее на себя. Руки у остяка поползли вверх, сухое смуглое тело изогнулось под потолком дугой… И вдруг остяк как-то ловко вывернул лопатки, крутанулся и свободно завис над полом на вытянутых руках.

— Ого! — восхищенно вырвалось у Лёвки, а когда он увидел досадливое выражение на лице палача, то загоготал над ним: «Гы-гы-гы!»

— Ловок, — тихо пробурчал палач. — Такие не гожи на дыбу… Жарком надо, жарком…

Он развел в жаровне огонь, подкинул в нее древесных углей, раздул их мехами, раскалил до бела и сунул жаровню под ноги остяку. Тот взвизгнул по-детски тонким голоском, дернулся вверх и закачался на веревке. Тогда он опустил его вниз и усадил на лавку. Защелкнув на ногах у него колодки, он снова пододвинул жаровню к его голым пяткам.

Только теперь до Кочегомки окончательно дошел смысл всех приготовлений человека, который говорил тихо, ласково, и показался ему дружелюбным. Какое-то мгновение он молчал, затем по избе пронесся животный вой: «А-аа!»

По знаку воеводы палач отставил жаровню в сторону, но так, чтобы Кочегомка видел ее.

А Волынский подошел к остяку и жестким голосом стал допрашивать его: «Куда и за чем шел?! От кого получил стрелу?!»

— Анна, Анна Алачева, Игичея Алачева! — запричитал Кочегомка, извиваясь всем телом и безуспешно пытаясь вытащить из колодок ноги.

— Еще кто?! Кто еще был на измене?! — закричал воевода так, что на высоком лбу у него выступили капли пота.

Кочегомка что-то невнятно пробормотал и замолчал.

— А ну подбавь жарку! — крикнул Волынский палачу, обозленный упорством остяка.

Палач неспешно раздул потухшую было жаровню и опять сунул ее под ноги остяку. Кочегомка заверещал, дернулся и глухо стукнулся головой о лавку. А по избе пополз удушливый запах паленого мяса.

— Ну, ты, деловой, языка заморишь! — неприязненно бросил Волынский палачу.

— Тю-ю! То ж от страха! Хм! Какой слабый народишко на огонь, однако… Сейчас приведу в порядок, — с виноватым видом взглянул палач на казаков.

Те, затаив дыхание, наблюдали за его работой. В серой массе лиц мелькнули сурово сдвинутые брови атамана Истомы. У Тимошки отвалилась вниз челюсть, а у Лёвки комком перекатывался кадык. Только один Стромилов безразлично взирал на привычную сцену допроса и заметно клевал носом после сытного обеда.

Палач зачерпнул из кадушки ковшиком воды и плеснул ее в лицо остяку. Тот сразу же очнулся и сел на лавку.

— Кто еще был с Игичеевой? — спокойно спросил его воевода. — И где это было? Выкладывай сам, не то будет хуже! Вот — посмотри на него! — ткнул он пальцем в сторону палача, равнодушно ожидавшего его новых указаний.

Кочегомка рассказал обо всем, сбивчиво перескакивал с одного на другое, вздрагивал и косился на палача.

Анна Игичеева ездила на Вах со своим деверем Чумейко. Потом они поехали с сургутской земли в устье Иртыша и там задержались у Таира Самарова. Анна обещала Таиру помощь своих остяков в восстании, обещала также прислать стрелу, как знак начала объединения для этого дела.

— Много говорили, много думали. О стреле говорили, о стреле думали… С Неулко и братьями говорили. Шибко думали!..

Оттуда Анна и Чумейко уехали к себе на Коду. Вскоре Неулко и Таир прислали к Чумейко стрелу с шайтанами. И ее на Коду повез Кочегомка. Затем он поехал со стрелой на Сосьву. И там его взяли казаки.

— Вот этот казак, — показал он на Лёвку. — Сильно бил. За что бил Кочегомка? Моя хорошая! Моя дети есть, жена есть, мать есть, кушать хочет. Чумейко соболя забрал. Всего забрал. Сказал, потом отдам. Когда потом? Моя потом не надо! Моя жить теперь хочет! Потом мало-мало помирай!.. Сосьва пошел с Чумейко. Чумейко толкуй: шайтан-стрела даст знак…

— Дело ясное, — сказал Волынский и обратился к Стромилову: — Юрий Яковлевич, отряди за Чумейко служилых. Брать его надо, пока не ушел в тунгусы. Чую, измена на нем великая. А этого, — показал он на остяка, — запереть в сидельнице. Сторожить — и крепко!

Он поднялся из-за стола, кряхтя потянулся сильным полнеющим телом.

— Все, служилые, на сегодня хватит.

Казаки разочарованно вздохнули, только-только входя во вкус процесса допроса, и один за другим неторопливо вывались из душной избы. Собрав свой инструмент, ушел и палач. Лёвка и Тимошка отвязали от лавки остяка и отвели в рубленку для аманатов и должников ясака. В съезжей остался Волынский с дьяком и Стромиловым. Они еще долго корпели над отпиской в Тобольск об изменной стреле остяков.

Чумейко казаки нашли на Коде. Тот до последнего момента не подозревал, что над ним грянула беда. Она явилась к нему в виде служилых. Те грубо выволокли его из юрты, увезли в Березов и поставили в съезжей перед воеводой.

— Ох, старик, старик! — с огорчением вырвалось у Волынского. — В такое дело безвинно втянул многих людей.

Старого остяка припугнули палачом.

И тот сразу зашамкал беззубым ртом: «Гаврилка то ж была на шайтан-стрела»…

— А Неулко с братьей?! Говори, не то пытать будем! — сердито крикнул Стромилов, показав на палача, стоявшего наготове с инструментом.

— Да, да, и Неулко, — закивал головой старик. — Таир то ж… Таир была.

Он замолчал и замер с выражением покорности на желтоватом, иссушенном ветрами лице.

— Мороз карош был, моя Мамрук посылал, — снова заговорил он, окончательно отчаявшись остаться в живых. — Тугуманка посылал, на Обдор посылал…

Он страдальчески наморщил лицо, и голые брови переползли на середину лба, открывая темные, уставшие от жизни глаза: «Мамрук был, долго, долго думал. Со мной пошла».

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация