— Хорошо, — удовлетворенно подвел итог князь Иван. — Вот теперь будем говорить с алтыновыми. — Давайте, везите их сюда, с пашни Васьки Верхотурца-то!
* * *
Торжественная встреча в городе посольства Алтын-хана повторилась, как и в приезд Байгалы. На нижнем остроге для посланников очистили двор Васьки Башмака, боярского сына. У того двор был богатым. И там было не зазорно держать на постое послов.
Все так же почетным строем стояли служилые от двора Васьки Башмака до съезжей.
Сабанский ввел посланника в съезжую и представил его князю Ивану со всем его приказом.
— Великого государя царя и великого князя Михаила Федоровича, всея Руси самодержца и многих государств государя и обладателя, воеводе города Томска князю Ивану Федоровичу Татеву с товарищами бьет челом Алтын-хана посланник Сулумкичи с товарищами!
Посланник, что-то пробормотав по-своему, поклонился русским. Поклонились и его спутники.
На этот раз с посланником в провожатых пришел не Енечка, а киргизский князец Кончебай.
И князь Иван велел теперь ему толмачить с посланником Алтын-хана. Тот же, в свою очередь, переводил с монгольского на татарский Дружинке. А уже Дружинка толмачил с татарского на русский, как и с Енечкой.
Сначала посланник справился от имени Алтын-хана о здоровье государя.
Татев ответил: «Дал Бог, государь царь и великий князь Михаил Федорович здоров!»
Посольство Алтын-хана сейчас было более представительным. С Сулумкичи Аргу, главой посольства, в напарниках был Ирденек Кисандин. С ними были два писца и еще двое из ближнего окружения Алтына. Все были знатными людьми.
Они ударили челом государю и поднесли поминки: игреневого коня, рыжих бобров, соболей, кошлоков и доспехи. Поднесли они поминки и Татеву с Воейковым: тоже рыжих бобров, кошлоков и соболей.
Князь Иван велел принять все это. Затем он обратился к Сулумкичи.
— С чем пришли в Томский город?
Сулумкичи стал говорить. И опять начался долгий и нудный двойной перевод.
Алтын-хан просил все о том же: чтобы государь принял его под свою высокую руку. Он же обещал служить ему против государевых непослушников, на которых ему укажет государь.
Затем речь зашла опять о Чагир-хане: откуда он, где кочевал, что завоевал и где сейчас…
Алтыновым людям напомнили о всех разговорах с предыдущим посланником, Байгалой, о поездке к Алтын-хану Карякина, о всех переговорах и просьбах.
Сулумкичи ответил на все. Но ничего нового в приказной избе от него не услышали.
После этого посланников заверили в государевой милости, чтобы Алтын-хан был уверен в ней и жил бы на прежнем своем кочевье. И об этом, мол, уже было отписано государю в Москву.
Наконец, переговоры пошли о шертовании. Сулумкичи сказал, что Алтын велел дать шерть за себя и за всю свою орду великому государю на том, чтобы ему, Алтыну, быть со всей своей ордой под его рукой в холопстве навеки. И сам он, Алтын-хан, даст шерть за себя и за всю свою орду великому государю Михаилу Федоровичу, где тот укажет.
По завершении переговоров в этот день, монголов угостили вином и медом. И князь Иван велел Сабанскому проводить посольских на их подворье. Распорядился также он подготовить дьякам шертовальную запись.
Через два дня алтыновых людей снова привели в съезжую, с почетом, как и в предыдущую встречу. Одетые по-праздничному, все так же стояли боярские дети, чатцкие мурзы, конные и пешие казаки в панцирях и с ружьями. Стояли и томские посадские, приезжие торговые, пашенные крестьяне, гулящие и всякие иные люди. И алтыновы люди проследовали мимо них от двора Васьки Башмака до съезжей избы в сопровождении Сабанского.
И там, в съезжей избе, в торжественной обстановке алтыновых людей привели к шерти.
Затем им дали государево жалованье: английское красное и лазоревое сукно и красную летчину. Кому что было положено — по ранжиру.
Им объявили, что по государеву велению их отпускают к Алтын-хану. Что же касается шерти самого Алтына, то про это отписано государю в Москву. И о том государь укажет позже.
Петр Сабанский проводил алтыновых людей до пашни Васьки Верхотурца. А двадцать казаков, провожая их, шли с ними от Томского города еще два дня.
Дьякам же пришлось еще не один день корпеть над статейным списком безграмотного Карякина и отпиской в Москву о переговорах с Сулумкичи. И только после того, как Бутримов, как старший дьяк, скрепил своей подписью по склейкам все листы, всех документов, то и они, дьяки, наконец-то, облегченно вздохнули.
Глава 12. Поход по Оби
Через полтора месяца, после того как Сулемкечи ушел к себе в «Му-гальскую» землю, 20 июля, на Ильин день, у Томского города на пристани собралось много людей. На воде, покачиваясь, стояли три дощаника, груженные хлебом и солью, топорами и пилами, скобами, гвоздями и котлами, ядрами и зельем. На дощаниках разместились шесть десятков пеших казаков, охочих ставить острог в дальней землице.
В поход служилых уводил Федор Пущин. Отряд у него был невелик, не то что был у Тухачевского, но с собой он прихватил даже двух толмачей. И это уже не тот Федька, когда-то вымаливающий у Андрюшки Иванова, чтобы его взяли по ясак. Это уже боярский сын, 33 лет от роду, кое-что повидавший… Эх-х! Федька, Федька! Вот и ты вышел в люди, воеводишь! Вот она твоя удача: хватай, держи за хвост! Не то что полюбовницу, приводную женку Матренку. Ту-то он продал Ваньке Верхотурцу. А вот теперь, говорят, она у Карпушки «Чокнутого»… Да шут с ней! Это даже хорошо, что ее нет…
Федька шел туда, куда ходил год назад с Тухачевским. Но теперь он должен был пройти еще выше по Оби, за Чингизов городок, в землицу непокорного Абака. Там ему следовало поставить острог, новый военный опорный пункт, затем объясачить, крепко подвести под государеву руку телеутов.
— Отложить бы надо, — мрачно бурчал десятник Андрюшка Дорохов, заходя по сходням на дощаник вслед за Федькой. — Хотя бы на завтра. Нельзя сегодня робить. Грех… Неудача будет: Илья накажет! Злопамятен он и глуп!
— Илья пророк — в воду скок! — захохотали казаки над Андрюшкой; они шумно, с бранью и толкотней, затаскивали на борт походный скарб, рассаживались на гребях, устраивались с удобством на дальний путь, веселые, все под хмельком…
А Федька, беспечно махнув рукой, сделал выговор Андрюшке: «Батюшка благословил, а ты?! Сойдет! Ты что — испугался бабьего пророка?»
— Батюшка… Этот батюшка благословит на что угодно, — проворчал Андрюшка, отошел от него и встал сам за кормовое весло, чтобы вывести дощаник на стремнину.
Федька же по-хозяйски заходил по палубе, придирчиво осматривая, как уложен груз.
— А это что! — пнул он ногой в бочонок с солью. — На попа и привязать!
Осмотрев все, он закричал десятникам на других дощаниках: «Отчаливаем!.. Отчаливаем!»
