— Смотрите! — вдруг вскрикнула она.
Из темноты к ним приближались девятнадцать сердитых зеленых глаз автобуса.
— Хорошо бы на нем. Если б можно было.
— Можно, — заверил ее он. — Могу довезти вас до самого Лос-Анджелеса…
Она усомнилась.
— Знаете, думаю, может, вы правда там работаете.
В автобусе она спросила:
— Откуда у вас деньги на это?
Сонные пассажиры подвинулись, освобождая им места.
— Я работаю на фильме.
Она все-таки не знала, верить ему или нет, но лицо у молодого человека было усталое — наверное, он много работал.
— А что вы сейчас пишете?
— Вот это. Я задумал фильм. Он о бродягах…
— И надеетесь продать это в Голливуде.
— Продать! Уже продал. Собираю материал. Меня зовут Крис Купер. Я написал «Линду Мандей».
Она как будто устала и сделалась невнимательной.
— Я редко хожу в кино. Вы очень мило ко мне отнеслись. — Она улыбнулась в профиль, половиной лица, словно маленькая белая скала.
— Черт, до чего вы красивая! — вырвалось у него. — Кто вы? Вы не простая… — Ему пришлось понизить голос: усталая пара впереди завозилась.
— Я загадочная девушка.
— Я так и подумал. Вы заставили меня гадать.
Автобус притормаживал перед даласской станцией.
Над головой подрагивала полночь. Больше половины пассажиров вышли, совсем или на время, и с ними Крис: девушка осталась в кресле, отдыхала, щеки у нее слегка порозовели.
Из конторы Крис дал телеграмму знаменитой женщине, ехавшей на запад в красивом обтекаемом поезде.
Он вернулся в автобус и, разбудив задремавшую девушку, прозаическим тоном спросил:
— Вы когда-нибудь слышали о Велии Толливер?
— Конечно. Кто не слышал? Она же открытие года?
— Она едет в Лос-Анджелес. Я протелеграфировал ей, чтобы вышла в Эль-Пасо, мы там встретимся.
Но ему надоело рисоваться перед девушкой, которая вдобавок ему не верит. И, может быть, смущенное тщеславие в его взгляде придало ей сил ответить:
— Мне не важно, кто вы. Вы были ко мне добры. Вы спасли мой чек. — Она сонно сжала потертую сумочку со сложенным вчетверо чеком. — Вот чего я не хотела отдавать оборванцам.
— Вижу, он для вас — большая ценность?
— А вы когда-нибудь слышали про такого Пола Даунса?
— Слышал, кажется.
— Он был моим отцом. Это его подпись. — Ее снова сморила усталость, и она стала засыпать, не закончив объяснения, между тем как автобус набирал ход для долгой техасской ночи.
Лампочки, кроме двух, горели вполнакала; лица прикорнувших пассажиров почти все были устало-желтыми.
— Спокойной ночи, — пролепетала она.
Только на другой день, на стоянке в Мидленде, когда пошли поесть, он спросил ее:
— Вы сказали, вашим отцом был Пол Даунс. Это тот Даунс по прозвищу Красотка? Хозяин большого пароходства на обоих побережьях?
— Это мой отец.
— Я вспомнил имя — он одолжил нам старый бриг тысяча восемьсот пятидесятого года, когда мы снимали «Золотую пыль». И он тогда устроил славную вечеринку, там я с ним и позна…
Крис запнулся, увидев выражение ее лица.
— Мы наслышаны про нее.
— Кто «мы»?
— Мы с мамой. Мы были тогда состоятельными — когда отец умер… так мы думали. — Она вздохнула. — Пойдемте к автобусу.
…Когда прибыли в Эль-Пасо, снова стояла ясная ночь.
— У вас есть деньги? — спросил он.
— Да, много.
— Лгунья. Вот два доллара. Когда-нибудь отдадите. Купите что вам требуется… ну, там… чулки, носовые платки, одним словом…
— Вы уверены, что я вас не ограблю?
— Вы все еще мне не верите — только потому, что у меня с собой мало наличных.
Они стояли перед витриной с расстеленными картами автомобильных дорог.
— Ну что ж, прощайте, — неуверенно сказала она. — И спасибо.
У Криса защемило сердце.
— Нет, au revoir
[5]. Жду вас на вокзале через час.
— Хорошо.
Миг, и она ушла. Он только смотрел на ее затылок, на кудри, спускавшиеся из-под шляпки.
По дороге он думал, что она сейчас будет делать — думал вместе с ней. Он беспокоился, что она может не прийти на вокзал.
Он знал, что она будет прогуливаться, прогуливаться и глядеть на витрины. Он знал Эль-Пасо и угадывал, по каким улицам она пройдет, и был несказанно рад, когда увидел ее за полчаса до отхода поезда.
— Значит, поедете с нами. Пойдемте, купим билет.
— Я передумала. Вы и так заплатили за меня все, что можно.
Его чувство обрело слова:
— Я хотел бы заплатить еще за много миль с вами.
— Оставим это. Вот ваши два доллара. Я ничего не потратила. А, нет. Потратила. Двадцать пять… нет, тридцать пять центов истратила. Вот остальные. Вот!
— Хватит глупостей, а? Только я начал думать, что вы разумное существо. Поезд Велии придет с минуты на минуту, и она высадится. Женщины красивее я не видал. Мы ее выбрали на роль бродяжки в фильме про босяков.
— Иногда я почти верю, что вы тот, кем представляетесь.
Потом, когда они стояли перед газетным киоском, он снова повернулся к ней: снег таял у него на глазах. Розовые губы стали совсем яркими…
…Подошел поезд. Велия Толливер выглядела точно так, как ей полагалось, и явно была недовольна.
— Давайте выпьем быстренько в буфете и дадим телеграмму Бенни Гискигу, чтобы встретил нас на машине в Юме. Устала от поездов. А потом пойду в вагон и лягу спать. Даже проводники смотрят на меня так, словно у меня лицо в морщинах.
Через десять минут, когда вошли в ее салон, она с любопытством оглядела девушку.
— Моя служанка заболела, пришлось оставить ее в Чикаго, — и теперь я беспомощна. Как вас зовут? Кажется, я не расслышала.
— Джудит Даунс.
В руке у Велии блеснул громадный, размером с глаз, голубой камень, и когда она убрала его в синий футлярчик, Джуди подумала, что сейчас ей предложат заменить служанку.
Крис и Джуди отправились в застекленный вагон, а вскоре пришла туда и Велия, заметно взбодрившаяся после нескольких глотков, так сказать, в качестве компенсации за отсутствие служанки.
— Ты безнадежен, Крис — объявила она. — После того, как ты бросил меня в Нью-Йорке и отправился в это безумное путешествие, что я получаю? Получаю телеграмму, чтобы я вышла из поезда, и тут являешься ты с девушкой!
