II
На вершине Чимни-Рока, огромного монолита, торчащего из гор, как носик чайника, умещаются примерно двадцать человек — они могут смотреть оттуда вниз на десяток округов и дюжину рек и долин. Этим утром Атланта была там одна и смотрела вниз на широкие лоскуты зеленой пшеницы и голубой ржи, и на хлопковые поля, и на красную глину, и на пугающе стремительные потоки, подернутые белой пеной. К полудню она вдоволь насмотрелась на все эти пейзажи под стрекот аэроплана, который все кружил и кружил около утеса, и, голодная, спустилась по спиральной лестнице к ресторану
. На веранде стояли Карли Деланнукс и незнакомая девушка.
— Вы симпатично выглядели там, наверху, — сказал он. — Такая вроде бы далекая и незначительная, но симпатичная.
Она вздохнула; ее одолевала усталость.
— Роджер заставил меня трижды подняться по этим ступеням бегом, — пожаловалась она. — Видимо, в качестве наказания за то, что вчера так поздно легла.
Он представил свою спутницу.
— Это мисс Изабелла Панзер
— она хотела с вами познакомиться, а поскольку она спасла мне жизнь, я не мог ей отказать.
— Спасла вам жизнь?
— Когда у меня был судорожный кашель. Мисс Панзер — медсестра, и занялась этим совсем недавно: я был ее первым больным.
— Вторым, — поправила девушка.
У нее было милое недовольное лицо — если эти характеристики могут сочетаться. Очень американское и довольно грустное, отражающее вечную надежду обладательницы этого лица стать кем-нибудь вроде Атланты, не имея ни даровитости, ни той способности к самодисциплине, какой отличаются сильные личности. Атланта ответила на несколько робких вопросов о Голливуде.
— Если вы читаете журналы, то знаете о нем не меньше моего, — сказала она. — Мне велят лезть на скалу, и я лезу — вот и все, что я знаю о кино.
Они не торопились заказывать ланч, дожидаясь Роджера: ему надо было добраться сюда с летного поля в Эшвилле.
— Это вы виноваты в том, что я еле жива, — сказала Атланта, с упреком глядя на Деланнукса. — Я не могла заснуть до четырех утра.
— Думали обо мне?
— О своей матери в Калифорнии. Теперь мне нужно отвлечься.
— Что ж, я вас отвлеку, — предложил он. — Я знаю одну песенку — хотите, спою?
Он ушел внутрь, и вскоре оттуда поплыли аккорды вместе с его голосом:
Я заберусь в любую высь
,
К орлиному гнезду…
— Прекратите! — воскликнула она.
— Ладно, — согласился он. — Тогда как вам эта:
Люблю я лазить по горам
,
Взойти на самый верх…
— Не надо, — взмолилась она.
Снизу, с шоссе, в ресторан потянулись туристы; прибыл Роджер Кларк, и они заказали ланч на веранде.
— Я хочу знать, почему Деланнукс скрывается, — заявила Атланта.
— Я тоже, — согласился Роджер, прихлебывая пиво: тяжелое утро требовало релаксации.
— Мы приезжаем сюда, он с нами знакомится… — продолжала Атланта.
— Это вы со мной познакомились. А я приехал сюда прятаться…
— Вот об этом мы и хотим узнать, — Роджер говорил шутливым тоном, но Атланта видела в его взгляде недоумение. — За вами что, медведь гонится?
— Мое прошлое вроде медведя.
— А у нас, киношников, нет никакого прошлого, — сказала Атланта, препятствуя переводу разговора в более серьезное русло.
— Правда? Хорошо вам, должно быть. А у меня прошлого хватит на троих. Я ведь как бы реликт докризисной эпохи — слишком долго живу.
— Этакий предмет роскоши, — мягко предположил Роджер.
— Вот-вот. Нынче мало кому нужный.
В его беспечном голосе сквозило разочарование. Впервые в жизни Атланта задумалась, каково это — не добиться желаемого. Пока все ее надежды сбывались. В аптеку ее отца в Беверли-Хиллс часто захаживали разные кинодеятели; с тех пор, как ей исполнилось четырнадцать, многие обещали пригласить ее на пробу. И наконец один из них вспомнил.
А разочарование наступает, когда у тебя нет ни денег, ни работы.
В тот же вечер после ужина, сидя с Деланнуксом на веранде гостиницы, она внезапно спросила его:
— Вы сказали, что живете слишком долго. Как это понимать?
Он усмехнулся, но, видя ее серьезность, ответил:
— Я представитель той эпохи, когда люди искали развлечений — а я старался их обеспечить.
— Чем вы занимались?
— Я потратил уйму денег — финансировал спектакли, пробовал перелететь через Атлантику
, пытался выпить все вино в Париже… ну и тому подобное. Все это было бессмысленно, потому и кажется сейчас таким устаревшим — в этом не было цели.
В десять часов вышел Роджер и сказал довольно сухо:
— По-моему, тебе лучше лечь пораньше, Атланта. Завтра начинаем в восемь.
— Сейчас иду.
Они с Роджером поднялись наверх вместе. Перед ее номером он сказал:
— Ты ничего не знаешь об этом человеке — только то, что у него плохая репутация.
— Какая ерунда! — воскликнула она нетерпеливо. — Говорить с ним все равно что говорить с девушкой. Вчера вечером я вообще чуть не заснула — он абсолютно безвреден!
— Подобное я уже слышал, и не раз. Это классическая история.
На лестнице раздались шаги, и показался Карли Деланнукс. Он помедлил на повороте между маршами.
— Когда мисс Даунс отправляется спать, свет выключают, — пожаловался он.
— Роджер боялся, что прошлой ночью я утону, — сказала Атланта.
И тут Роджер сказал нечто совершенно ему не свойственное.
— Я и правда опасался, что ты можешь утонуть. В конце концов, ты была с Карли-суицидом.
Наступила ужасная, томительная пауза. Затем Деланнукс сделал молниеносное движение, и голова и тело Роджера шмякнулись в стену.
Еще одна пауза; ошеломленный, Роджер оперся о стену спиной и ладонями, чтобы не упасть, а перед ним стоял Деланнукс — его руки, сжатые в кулаки, висели по бокам и слегка подрагивали.
У Атланты вырвался сдавленный крик:
— Хватит! Перестаньте!
Несколько секунд ни один из мужчин не шевелился. Потом Роджер выпрямился, оттолкнувшись от стены, и очумело помотал головой. Он был выше и тяжелее противника, и однажды на глазах у Атланты он перебросил пьяного статиста через пятифутовый забор. Она попыталась вклиниться между ними, но Кларк отстранил ее.
— Все в порядке, — сказал он. — Я получил по заслугам. Мне не надо было так говорить.
Она с облегчением перевела дух. Это был тот Кларк, которого она знала, — справедливый и великодушный. Из позы Деланнукса тоже ушло напряжение.
