Он почти сразу увидел их в грязноватом зале ожидания и, зайдя в кафетерий, продолжал наблюдать через дымчатое стекло. Она сидела на краю скамьи совсем неподвижно, опустив красивые глаза, ни на что не глядя. Как всегда, ему казалось, что он замечает в ней что-то новое. Беда обладала этим тревожащим качеством — Беды и Красоты, в любую секунду готовых повернуться другой стороной. Люди, проходившие мимо — коммивояжеры, случайные пассажиры — останавливались на миг, глядели и потом шли дальше…
Билл допил кофе, встал из-за стойки, мысленно благодаря Гарриса за свежий белый костюм — надевая его, мог ли он вообразить, что ему приготовит день? Пижама почти не помялась, почти не запачкалась. Он подошел к паре на скамье и увидел, что на мистере Джонстоне следы путешествия, наоборот, заметны. То, что Биллу показалось сначала роем пчел, непостижимым образом севшим на больничный костюм, вблизи обозначилось как скопление репьев. Они облепили его всего — ненужными эполетами на плечах, наколенниками, поясом вокруг всей талии, военными лампасами до самых отворотов брюк.
Когда он обратился к ним, они были увлечены беседой.
— Добрый вечер, мистер Джонстон. Добрый вечер, мисс Беда.
Мистер Джонстон посмотрел на него ошарашенно.
— А вы что тут делаете? — недовольно спросил он. — Вас за мной послали?
— Нет, я по собственному желанию.
Джонстон успокоился.
— Что вы сделали с вашим носом?
— Видите ли, мистер Джонстон, ваша лестница оказалась недостаточно прочна для спуска трех человек по очереди и отыгралась на мне. Подвел один узел на середине.
Беда рассмеялась.
— Я сделал бы крепче, — обиженно сказал Джонстон, — если бы дали время.
Билл представил себе картину, как вся больница по очереди лезет в окно и спускается по канату мистера Джонстона.
— Давно вы здесь? — спросил он.
— Минут двадцать, — сказала Беда. Она посмотрела на свои часы. — Час ушел на дорогу: я села в автобус на краю города.
— Я на попутной, — самодовольно сообщил мистер Джонстон. — Приехал сюда через пять минут после нее.
— А я на такси, — сказал Билл, — и прибыл только третьим. Нам надо выступить на Олимпиаде, будем как Бонтрон, Венски и Каннингем
.
Джонстон хмыкнул. Он был менее дружелюбен, чем прежде — у Билла создалось впечатление, что сам он тут лишний.
— Я не собираюсь на Олимпиаду, — сказал мистер Джонстон. — Наоборот, летом я намерен поехать в Тибет. Как я понял, там есть средство от высокого давления, и не нужно дурацкой операции.
— Далеко ехать, — сказал Билл.
— О, я еду не один. Мисс Беда только что согласилась ехать со мной — в качестве моей жены.
— Понимаю, — сказал Билл, но почувствовал, что с его лицом произошло что-то неприятное.
— Вижу, что этот план вам не нравится, — сказал наблюдательный Джонстон. — Красавица со стариком и так далее. Почему же сами ей не предложили, пока была возможность?
И тут вдруг Билл сделал ей предложение — не многословно, а глядя в ее довольно несчастные голубые глаза.
— Интерны не в том положении, чтобы звать кого-то замуж.
Беда оборонительно напряглась.
— Вы мне предлагаете, доктор Крейг? После того, как только сегодня утром назвали нас…
— Давайте это опустим, — сказал Билл. — Мы уже не в больнице. Словом, я, кажется, помешал.
— Безусловно помешали, — сказала Беда, изо всех сил стараясь придать глазам такое же сердитое выражение, как голосу. Какой у нее был выбор — вернуться к матери на ферму и просидеть с ней на веранде лучшие годы жизни или снова с сестрой, по три вечерних выступления в кинотеатрах от Бангора до Таллахасси?
Она так погрузилась в свои размышления, что только когда Билл отвел глаза, очнулась и вспомнила о мистере Джонстоне. Он побелел как полотно, и левая сторона лица его дергалась одновременно с правой рукой, отбивавшей ритм на невидимом барабане. Билл успел схватить его за плечи, не дав сползти на пол.
— Будьте с ним, — скомандовал он. — Принесу кофе
.
III
Он отправил бегом официанта с кофе, а сам позвонил в полицию и вызвал санитарную машину. Когда он вернулся, скамью окружала небольшая толпа.
— Отодвиньтесь, — распорядился он, не повышая голоса. — Человеку очень плохо.
— Что вы хотите делать? — спросила Беда.
— Ждем санитарную машину. Он выпил кофе? Влейте в него все.
— Я не смогла. Я пощупала пульс у него на плече. Почти нет пульса.
— Я так и думал. — Он опять попросил зрителей отодвинуться и подозвал самого крепкого с виду.
— Поможете мне? Попробую искусственное дыхание.
Он оседлал Джонстона и приступил к процедуре. Дело казалось уже безнадежным, но вдруг он ощутил слабый трепет; тут же Беда сказала ему на ухо:
— Санитары приехали. Что мне делать?
— Пусть будут рядом.
— Да, доктор.
— Нужна помощь, сэр? — спросил санитар.
— Нет — просто не подпускайте их.
К мистеру Джонстону возвращалась жизнь — она пришла со вдохом, рывком и, наконец, осознанием происходящего; он безуспешно попытался сесть и, едва задышав, стал отдавать приказы.
— Кто эти люди? Уберите их! Пусть уйдут!
— Лежите. — Билл внутренне улыбнулся, слезая с воскресшего тела: «Он думает, они кто — официанты?»
— Отправляемся, — сказал он санитарам. — Вы, конечно, с носилками?
— Да, сэр.
— Грузите его. Едем в больницу «Бэтл».
Он пошел за ними, ощущая усталость от пережитого. Чего-то рядом не хватало; потом сообразил: Беда шла где-то сзади.
— Мне тоже ехать?
— Перестаньте, балда. Конечно, ехать. Скорее. Его уже внесли.
— Вы думаете, кто-нибудь захочет нас снова видеть?
— Ну, хватит. Не говорите глупостей.
В темном кузове машины мистер Полк Джонстон слабым голосом попросил сигару.
— Не думаю, что здесь дают, — сказал Билл.
— Тогда я хочу в другую машину, где дают. Вам полагалось бы знать, вы у них единственный приличный доктор.
— Боюсь, что не смогу обеспечить вас…
Фразу он не закончил. Его швырнуло вперед, и он оказался на переднем сиденье примерно в такой же позиции, какую занимал на мистере Джонстоне. От того же толчка мимо него пролетела Беда и охнула, ударившись плечом о небьющееся стекло. Мистера Джонстона подбросило и уронило, как куклу. Прошло не меньше минуты, пока Билл ощупью в темноте выбирался из машины, чтобы увидеть, что произошло, — и увидел немало.
