— Думаешь, мне надо податься в кино?
— Нет, тебе надо остаться в колледже. Но ты должен получать большие деньги. За то, что ты делаешь лучше всех, — и копить их на тот день, когда другие будут делать это лучше тебя.
— Ты думаешь, я кончу ночным сторожем или чем-нибудь вроде? — Он нахмурился. — Я не такой глупый, я думал об этом. Немного печальная перспектива, да?
— Немного печальная, Рип.
— Конечно, ни в чем нельзя быть уверенным. Но должно же найтись в мире место для таких, как я?
— Оно есть, не сомневаюсь. Но ты должен начать его строить. Я тебе помогу. Нет, не бойся, я в тебя не влюблюсь.
— Да? Не влюбишься?
— Точно, нет — меня один раз бросили, и я еще ни капли не оправилась… если вообще смогу оправиться. — Она вежливо отстранилась. — Пожалуйста, не надо. Ты пойми, вчера ночью это даже была не я… ты меня даже не знаешь, Рип, и, может, никогда не узнаешь.
III
В ту зиму у Кики было много кавалеров, но сердце у нее было пусто, и она расплачивалась с ними обесцененной валютой. Словно во сне она совершала февральскую инспекцию колледжей, но в Нью-Хейвене все же открыла глаза, чтобы поискать в бурлящей толпе Рипа Ван Кампа, и, не найдя, послала в его комнату записку. На другой день они прогуливались под легким слепящим снегом, и при виде его скульптурного лица на фоне зимнего неба в ней неожиданно проснулась радость.
— Где ты был вчера вечером? — спросила она.
— У меня нет фрака и белого галстука.
— Какая глупость! — в сердцах воскликнула она. — Но у меня есть планы для тебя, вульгарные материальные планы. Кажется, я нашла тебе ангела. Подожди, пока не выслушаешь.
У него в комнате перед камином с дровами она рассказала.
— Его фамилия Гиттингс, набор тысяча девятьсот третьего года, друг семьи. В прошлом месяце он у нас гостил, и как-то раз я застала его за писанием чего-то очень таинственного — когда я вошла, он тут же спрятал листок. Мне обязательно надо было выяснить, и я выяснила. Это был список фамилий
: Келли, Кетчем, Килпатрик и так далее, и в конце концов он признался, что это футбольная команда тогдашних йельских игроков с фамилиями на «К». Он сказал мне, что, когда нечем занять время, он берет букву алфавита и составляет команду. Я сразу поняла — он тот, кто нам нужен.
— Но если даже он выберет «В», — сказал Рип, — не понимаю, как…
— Напряги ум: футбол — его страсть, тебе понятно? Он слегка помешан на футболе.
— Видимо.
— А за удовольствие надо платить — в смысле платить тебе.
— Я очень признателен тебе за заботу.
— Нет, ты думаешь, я наивная, но ты еще не все знаешь. Я пустила пробный шар. Я заронила семя в его сознание. Сказала, что тебе предлагают много денег на Западе, если перейдешь в их колледж.
Он вскочил.
— Успокойся, Рип. Хотя, должна сказать, мистер Гиттингс тоже спокоен не был. Он бушевал, кричал, что это — преступление. В конце концов, спросил, кем было предложено, — но я решила не уточнять. Ты сердишься?
— Да нет. Но ты не могла бы сказать, почему ты это делаешь?
— Не знаю, Рип. Может быть, это что-то вроде мести.
Они гуляли по старому кампусу в ранних сумерках и остановились под фонарем, в желтом квадрате света на синем снегу.
— Ты должен разумно позаботиться о своих интересах. — Она сказала как бы себе: — Помогу тебе хотя бы найти девушку, какая тебе нужна. Когда решишь, что тебе нужна девушка.
— Я не знал еще такой девушки, как ты. Когда мы расстались прошлой осенью, я не переставал о тебе думать, хотя ты сказала, что это ничего не значит.
— Я так сказала?
Она была такая милая, и он сказал ей о ее щеках.
— Какие красивые. Очень белые.
— И у тебя тоже.
Они вместе шагнули из-под фонаря, и в морозной темноте их лица соприкоснулись.
— Рип, меня в «Тафте»
ждет один человек, — сказала она. — В субботу днем приходи к нам в Нью-Йорке. Там будет мистер Гиттингс.
IV
Несмотря на его алфавитные футбольные команды, мистер Седрик Гиттингс размягчением мозгов не страдал. Он был из тех американцев, чьи матери обожали «Маленького лорда Фаунтлероя»
, и спортивные идеи, обуявшие его в пятьдесят лет, были всего лишь естественной реакцией. Каждую осень одиннадцать молодых людей, выбегавших на поле свежим субботним днем, являли ему красоту, которой он так и не нашел в жизни.
Он был рад познакомиться с Рипом — польщен и горд.
— Чудесная была игра — сказал он. — Кажется, я сорвал перья у дамы со шляпы и бросил в воздух. А когда вы прошли за линию, кажется, сам взлетел за ними. Я чувствовал себя легким, как птица. Когда мы проигрываем, я делаюсь болен физически. Скажите, молодой человек, что за слухи о вашем уходе из колледжа?
Вступила Кики.
— Рип не хочет уходить, для него это почти трагедия — но у него нет денег. Да и у Йеля через год не будет хорошей команды.
— Нет, конечно, будет! — с жаром возразил мистер Гиттингс.
Кики внушительно посмотрела на Рипа, и он послушно сказал:
— Линия будет слабовата.
— Будете вы — вы один целая линия. Я прямо вижу, как вы выходите на перехват.
— Но если команда не выиграет, — перебила его Кики, — профессионалы не позарятся на Рипа. Думаю, ему надо принять предложение западного колледжа.
— Какого колледжа? — гневно спросил мистер Гиттинг.
Рип посмотрел на Кики и нехотя произнес:
— Я не вправе разглашать.
— Эта скупка игроков возмутительна. Я предпочту, чтобы команда проигрывала, но не покупала и не платила.
— Рипу надо думать о будущем, — мягко возразила Кики. — Мы слышали, как игроки становятся ночными сторожами, вышибалами и даже попадают в тюрьму.
— Никогда не слышал, чтобы хороший игрок угодил в тюрьму. Да ведь вас потом помнят всю жизнь. Если бы я был судьей и передо мной поставили звезду футбола, я бы сказал: «Нет, это какая-то ошибка» — всякий человек с такой изумительной мышечной координацией заведомо невиновен.
— Если у меня до такого дойдет, надеюсь, судья с вами согласится, — сказал Рип.
— Конечно, согласится. Судьи такие же люди, как все остальные.
Кики почувствовала, что беседа принимает несколько мрачный характер.
— Рип просто хочет туда, где бывшие выпускники более щедры и он сможет заработать на хлеб.
— Что вам предложили на Западе? — спросил мистер Гиттингс.
— Ужасно много, — живо вступила Кики.
— Молодой человек, вы будете дураком, если согласитесь.
