— В это я могу поверить — ты упрямая девушка, Кики, и одна из лучших. Но не думаю, что ты любишь Ван Кампа.
Она вдруг заплакала злыми слезами, потому что понимала — это правда. Любовь еще только зарождалась. Всему свое время, любовь скоро придет, она все искупит. Но сейчас, пока еще не пришла, сама она не защищена. Она не могла не сравнивать Рипа, такого юного, сбитого с толку, многого не замечающего, с Алексом Консидайном, зрелым мужчиной, уверенным в себе, проницательным, действующим по собственной воле и с собственными ошибками.
— Ты увидишь, — всхлипывая, сказала она. — У тебя всегда все было, а он поднялся ниоткуда, и ты пытаешься его утопить. Это так жестоко, так гадко.
— Кики, не я это затеял. Информация… — Он оборвал фразу. — Можно подумать, ты что-то знаешь…
— Нет, нет, — быстро перебила она. — Но если там что-то и есть, я от него не отступлюсь.
Она встала и ушла, оставив его с нетронутыми коктейлями. В полной растерянности она зашла на телеграф и послала Рипу нежную ободряющую телеграмму.
VI
Рип дал ей четыре билета, она отправилась в Кембридж с друзьями и приехала на стадион под противным мелким снегом. Вспоминала прошлый год, воздушную радость и солнце и грустила — хотя утренние газеты рассеяли ее худшие опасения. И Спортивная ассоциация не выступила с заявлением, и в заявке на матчи значился Рип. Она открыла программку.
Левый гард Ван Камп. 5′ 11″, 159,22, Ньютонская ср. шк.
Краткая история его жизни: мальчик из сиротского дома с умной нервной системой.
Он стоял в середине поля напротив игрока в темно-красной форме и белом шлеме; полудолларовая монета взлетела в воздух и упала в снег. Йель встал в линию перед розыгрышем, раздался удар по мячу, и Рип первым помчался вперед, обогнул одного блокирующего, проскользнул мимо второго и первым остановил игрока с мячом.
— Ему бы играть крайнего, — сказал мужчина позади нее. — Он может играть на любой позиции.
— Но кто еще может так играть гардом — смотришь на любого хавбека, и ты смотришь на мяч, смотришь на Ван Кампа, и ты смотришь игру.
Снег пошел гуще; когда игрок проехал по грязной каше расстояние в два своих роста, этого хватило на одну фразу в газете и по радио; игра приобрела беспорядочный характер, превратилась в бег с препятствиями или в зимний спорт. Захватывающие дух финты и поперечные пасы казались волшебными вспышками в молочной мгле.
Рип сидел на корточках, пока игроки другой команды, собравшись в кучку, договаривались о комбинации перед розыгрышем. Как только игра возобновилась, он вскочил, был встречен плечом, освободился и, не опустив головы, ринулся в схватку. Вот почему публика следила за ним, вот почему весь сезон лицо у него было в струпьях.
Половина закончилась со счетом 10:3 в пользу Йеля. Холодало, соседи Кики принимали меры, чтобы согреться, и голоса у них становились все громче — девушка рядом с Кики сказала своему спутнику:
— Я с ним не знакома, но вон там, на два ряда ниже, в черной шляпе — это его брат Гарри.
Кики посмотрела туда. Гарри был из тех синеликих мужчин, которые тщетно бреются по два раза в день и добавляют свою напасть к нашим представлениям о страхолюдстве. И это ничем не компенсировалось: глаза были широко расставлены, словно их растолкал широкий приплюснутый нос, — Кики почувствовала себя немного предательницей, потому что сходства нельзя было не отметить.
С началом второй половины Гарвард ожил — через десять минут по стадиону прокатился торжествующий рев темно-красной стороны, а лица вокруг Кики хмурились от дурного предчувствия. Она смотрела на Рипа в бинокль; он, как всегда, был спокоен, бледен и невозмутим — когда игра перешла в четвертую четверть при равном счете, казалось порой, что он в усталой команде единственный живой человек. Так было, когда он сшиб йельца, перехватившего пас.
Десять минут до конца. Йель захватил мяч на своей двадцатиярдовой линии, вырвался из схватки с обоими тэклами справа на линии. Левый крайний побежал к боковой линии, но за две секунды до того, как центр отдал мяч назад, хавбек поравнялся с линией справа. Теперь гард мог принять пас — Рип поймал мокрый мяч и пронес почти сорок ярдов до первого дауна.
Болельщики Йеля воспряли духом, но почти тут же игра была остановлена, и публика недоуменно загомонила. К скамье Йеля подошли трое, выглядевшие как делегация; тренеры встали им навстречу, между ними начался разговор, и их окружили игроки замены в одеялах. Через минуту один из них сбросил одеяло и побежал разогреваться; потом он взял свой шлем и побежал доложиться судье. Затем он что-то сказал Ван Кампу — трибуны зашумели сильнее, и люди вокруг Кики стали спрашивать:
— В чем дело?
— Ван Кампа убирают?
— Они с ума сошли. Он не травмирован.
— Это надо же! При ничейном счете!
Кики увидела, что Рип снял шлем и выбежал с поля. Публика, ничего еще не понявшая, разразилась оглушительными приветствиями и в недоумении затихла, когда он, обменявшись словами с тренером, повернулся и побежал к душевым. Зрители опять загомонили — на этот раз их догадки были близки к истине.
— Его удалили? Грязно сыграл против кого-то?
— Они его убрали не потому, что хотели.
— Это, наверное, о Ван Кампе в газетах…
Весь стадион догадался в минуту — вывод сделали все почти одновременно, и с нижних скамей пришло подтверждение. Рипа Ван Кампа удалили с поля по протесту Гарвардской спортивной ассоциации.
Кики съежилась на скамье, закрыла лицо, словно могла стать жертвой гневной толпы. Это случилось: в самом конце у Рипа отобрали все и выгнали его, как опозоренного школьника. Через секунду она уже была на ногах, протиснулась мимо друзей, побежала по проходу в темный портал и дальше вдоль стадиона в том направлении, куда ушел он.
— Где раздевалка? — кричала она.
Какой-то пьяный бессмысленно посмотрел на нее, а наверху раздался ор — игра возобновилась.
По заснеженной гаревой дорожке она бежала от портала к порталу, и наконец охранник, показав ей направление, объяснил:
— Вы туда не попадете. Не пускают даже бывших игроков.
— Когда они выходят?
Он сказал, и она осталась ждать перед железной решеткой. Ждала долго, потом услышала, что игра кончилась, и, судя по разочарованным формальным приветствиям, — вничью. Пошли зрители — сперва струйкой, потом большими волнами, равнодушными и бесчувственными, словно накрывшими и ее, и Рипа…
Время шло. Остались только ручейки, потом тонкие струйки, потом отдельные люди — каплями. Примчался грузовик с надписью: «Гарвард Кримсон»
, с него соскочил мальчик с кипой газет.
— Ничья! Гарвард подал протест на Ван Кампа! Гард играл на Западе!
Кики купила газету и развернула дрожащими пальцами. Под результатом матча крупным шрифтом наспех:
