— Здравствуй. — Он встал, чтобы впустить ее. — Твоя чета благополучно прибыла. Они на кухне.
— Спасибо, — равнодушно сказала она, войдя на террасу с охапкой цветов. — Сейчас пойду посмотрю на них.
Он заметил, что на ней накрахмаленное бледно-голубое платье, которого она не надевала с прошлого лета. Он присмотрелся к ней внимательно — есть ли под глазами круги от бессонницы, как наверняка у него самого; но она была вся свежая и розовая, как букет у нее в руках.
— Я их срезала к ужину, — сказала она. — Правда, милые?
— Очень.
Не взглянув на него, она ушла в дом.
[В час они сели за второй завтрак, и он сказал себе, что этот будет последним с ней. Надо придумать, как ему проводить дни в городе. Сидеть каждый день за едой, опустив глаза, — такая перспектива ему не улыбалась.]
Еда была из остатков вчерашнего и невкусная. Это понятно — новая пара еще не освоилась на кухне. Но он не понимал, почему Рейнольдс передвигается вокруг стола с таким топотом.
— Они еще не привыкли, — сказала Кэрол. — Там полный беспорядок. Вечером будет по-другому.
Подали десерт — нарезанные персики в глубокой тарелке.
— На сегодня сойдет, Рейнольдс, — сказала Кэрол, — но завтра прошу подавать десерт в чаше.
— Что, мадам?
— Я сказала: вечером прошу подать десерт в чаше — помните, я говорила вам, — бланманже.
Рейнольдс согласно кивнул. Он мешкал.
— Да, и хотите, чтобы я днем подстриг газон?
Кэрол посмотрела на него с удивлением
.
— Да… да, если хотите. То есть, может быть, лучше подождать до завтра.
— Что?
— Я говорю, может быть, лучше подождать до завтра, — чуть громче повторила Кэрол. — Сегодня у вас и так много дел.
Рейнольдс кивнул и тяжелым шагом ушел в буфетную.
— Он, наверное, привык стричь газон, — сказала Кэрол. — Так, наверно, делят обязанности муж и жена. — И тихо добавила: — Он, кажется, глуховат. Наверное, поэтому и ходит так громко.
Гостей вечером было трое: Гарольд Гей с женой — малознакомая чета из Портчестера, и Родерик Баркер из Нью-Йорка, давний поклонник Кэрол.
Поулинг вдруг подумал: раз Кэрол теперь свободна, возобновит ли Баркер ухаживание, прервавшееся из-за него? И понадеялся, что нет, только не Баркер; мысль о том, что Кэрол будет появляться где-то с Баркером, кокетничать с Баркером, целоваться с Баркером, приводила его в смятение — он усилием воли отогнал эту мысль.
— Как ваш Твайн? — спросил Баркер.
Твайн был маленький пудель со скудной шерстью и глазами пропойцы; Кэрол испытывала к нему нежность, смешанную с отвращением.
— Твайн — замечательно, — сказала она. — Чуть не укусил сегодня нового буфетчика. Ах, забыла вам сказать: у нас теперь будет буфетчик… Барская жизнь.
— Хозяйство по последнему слову, — с энтузиазмом откликнулся Баркер.
— Он лишь мужская составляющая пары, — объяснила Кэрол, — но он из Англии, и согласитесь, это — кое-что.
Через минуту в двери появился упомянутый джентльмен и громко, нараспев объявил:
— Ужин готов!
Все взгляды устремились на него. Тон объявления был несколько обескураживающим, и все стремительно встали, как будто им скомандовали перейти из одной комнаты в другую. Кэрол сделала мысленную заметку: поговорить с ним завтра о его голосе.
— Я его отошлю и попрошу говорить тише, — сказала она с наигранной веселостью, когда они шли в столовую.
— Очаровательно, — вполголоса сказал Баркер и улыбнулся.
За ужином случайные, мимоходом сказанные фразы то и дело напоминали Поулингу, что все изменилось. Подробно обсуждали чей-то развод: что «она» сказала, и как жестоко «он» себя повел; повествование включало в себя подробности касательно того, с кем разводящиеся «встречаются сейчас».
— Говорят, вы показали городу исключительный пример, — тепло сказала миссис Гей. — Вы единственная супружеская пара, ни разу и ни под каким видом не ссорившаяся на публике.
— Самый опасный вариант, — заметил Баркер. — Это значит, они ссорятся дома. Это порок, вроде тайного пьянства. Если супруги не ссорятся прилюдно, то потому, что вполне отдаться своей грубости смеют только наедине.
Поулинг и Кэрол оба пылали — остальные трое почувствовали, что было сказано нечто неуместное, и разговор неловко перешел на гольф.
Жаркое, согласно указаниям Кэрол, было нарезано еще на кухне, и по ходу ужина она позвонила колокольчиком, чтобы несли вторую порцию. Страшась его громогласного «Что», она поймала на себе его взгляд и головой показала на свою тарелку. Рейнольдс кивнул в ответ, и не успела она оглянуться, как он схватил ее тарелку и скрылся в буфетной. Была короткая, почти неуловимая пауза в разговоре — из тех заминок, которые могут что-то означать, а могут не означать ничего. Кэрол увидела, что взгляд миссис Гей с интересом остановился на том месте, где только что была тарелка.
Затем дверь буфетной распахнулась, и, ретиво топая, вошел Рейнольдс. Он нес ее тарелку. Тарелка была нагружена мясом и овощами, и он эффектным жестом поставил ее на стол, словно говоря: «Вот. Смотрите, что я для вас сделал».
Надежды, что это пройдет незамеченным, не было. Кэрол порозовела от смущения, и слух ее, конечно, уловил короткие подавленные смешки всех троих гостей.
— Подайте всем вторую порцию, Рейнольдс, — раздраженно сказала она.
— Что? — Он вежливо нагнул длинную шею, вопросительно приоткрыв рот.
— Всем вторую порцию.
Единственным ее желанием было кое-как дотерпеть до конца ужина и по возможности не обращать внимания на обслуживание.
— Подыщите нам, пожалуйста, домик в Портчестере, — поспешно обратилась она к миссис Гей. — Мы хотим пожить там будущим летом.
Она встретилась глазами с мужем и ужаснулась неуместности своих слов, но ее понесло:
— По крайней мере, может быть, — а может быть, поедем в Европу, а может быть, вообще уже умрем.
К счастью или к несчастью, Рейнольдс, огорченный своей оплошностью, решил ее исправить и досыта накормить всех.
— Что? — спросил он миссис Гей. — Не надо спаржи?
Неудержимый и жутковатый на слух Кэрол смех не произвел действия на его уши.
Он явно был глух, как пень. Топ! Топ! Топ! — он шагал вокруг стола, уходил в буфетную, возвращался, прерывая беседу, и возникало впечатление, что где-то гремят сковородки, и где-то стучат, и бьется, падая на пол, посуда.
После второго завтрака Кэрол подробно проинструктировала его насчет десерта. Он должен взять десертную тарелку, положить на тарелку салфеточку и чашку для ополаскивания пальцев. Гость сам снимет салфеточку и чашку.