Все это сильно запутало Рейнольдса. Он знал, как должны выглядеть на столе тарелка, салфеточка и чашка, и у него создалось смутное впечатление, что какой-то из этих предметов надо убрать. Как и зачем, он не понимал. Но он был человек находчивый.
Только беседа оживилась немного, как он вошел с бланманже, приблизился к Кэрол и, секунду поколебавшись, протянул руку и схватил со стола ее чашку. Раньше чем она что-либо успела понять, он вывалил на ее полотняную салфетку большую порцию белого желе. Затем, не мешкая, подступил в Баркеру и повторил манипуляцию. Миссис Гей, не растерявшись, быстро убрала салфетку со своей тарелки — а остальные с изумлением взирали на явление мокрого полотняного десерта.
— Если кто-то захочет добавки, — доверительно крикнул Рейнольдс хозяйке, — в кухне этого еще много.
III
Времени оставалось немного — двенадцать дней, — и утром они решили не увольнять чету. Когда гости ушли, все это показалось Поулингу совершенно неважным по сравнению с неизбежностью развода. Нет, он не раздумал разводиться — наоборот, это виделось ему уже не в таком мрачном свете, как тогда, когда они приняли решение; в холодном спокойствии, сменившем жаркие споры последних трех месяцев, развод представлялся ему делом серьезным и логичным.
Рано утром Поулинг уехал в город и провел день в Йельском клубе
, но чувствовал себя не в своей тарелке среди молодых людей и даже с однокашниками ощущал себя более старым и несколько запятнанным ввиду грядущего развода. В каком-то смысле он предвкушал свободу. Он сможет больше читать и путешествовать, не надо будет прилаживаться к характеру нервной и возбудимой жены — но он никогда уже не сможет ощущать себя холостяком, как прежде. Это будет почти неприлично — чувствовать себя абсолютно свободным.
Наступил вечер; он не видел никакой необходимости возвращаться домой. Можно переночевать в клубе и провести в городе еще один день. Но приближалось время отправления последнего поезда, и он понял, что поедет. Мысль о том, что Кэрол одна в доме с двумя странными слугами, как-то его беспокоила.
Предчувствие его оправдалось. Когда он вошел, она сидела на диване с Твайном на коленях и злыми глазами смотрела в пустоту.
— Ты должен их отправить, — сразу сказала она. — Они ужасные. Мы не сможем терпеть их две недели.
— Почему? Что еще они натворили?
— Во-первых, подали мне ужасный обед, и когда я пришла на кухню пожаловаться, эта женщина посмотрела на меня ужасным взглядом, как будто собиралась ударить меня сковородой по голове. Я рот побоялась открыть. А он — еще хуже.
— Я с ними поговорю.
— Но это еще не все — они выпороли Твайна.
— Выпороли Твайна? — изумился он. — За что?
— Ни за что. Сказали, что он укусил его… мистера Рейнольдса — так жена его называет, — но, если это правда, они, наверное, сами все начали, потому что Твайн никогда никого не кусает. В общем, я застала их за этим занятием.
— Что ты сделала?
— Ничего, я побоялась. Эта женщина ворчала, а Рейнольдс топал взад-вперед по кухне, как будто его чуть не задрал медведь. Я взяла Твайна, ушла сюда и с тех пор здесь сижу.
— Так! — грозно произнес Поулинг. — Сразу после ужина я их уволю.
Ужин был несъедобный. Кэрол сидела, поставив локти на стол, спрятав лицо в ладони, и мотала головой, когда ей предлагали очередное блюдо. После ужина Поулинг открыл дверь в буфетную.
— Рейнольдс! — позвал он.
— Да, сэр.
Рейнольдс выскочил из кухни, словно только и ждал зова.
— Рейнольдс, боюсь, мы не устраиваем друг друга, и дальше длить это не стоит.
Рейнольдс посмотрел на него непонимающе. Очевидно, он не расслышал ни слова.
— Я говорю, — повторил Поулинг, — мы, кажется, не устраиваем друг друга, и дальше длить это не стоит.
Рейнольдс кивнул.
— Нет, вы нас вполне устраиваете, — объявил он, нагнув длинную шею и бессмысленно глядя сверху на Поулинга.
— Но вы нас не устраиваете, — с досадой объяснил Поулинг. — И думаю, нам лучше…
— Что со мной не так? — спросил Рейнольдс. — Мадам на меня жалуется?
— Речь сейчас не о мадам.
— Почему мы вас не устраиваем?
— Потому что нам нужен опытный дворецкий. Мы платим вам большое жалованье, и нам нужен квалифицированный человек.
— Даже кровать застелить не умеют, — сказала Кэрол. Она вошла в столовую и встала рядом с ним. — Днем я посмотрела на кровать — застелена кое-как, сплошные складки. Мне пришлось перестилать.
Рейнольдс смотрел на них светлыми, полными возмущения глазами.
— До сих пор мной всегда были довольны, — выпалил он. — Когда мы работали у тех двух джентльменов в Филадельфии, они не знали, как нас благодарить.
Тон его подразумевал, что они купались в любви двух джентльменов из Филадельфии.
— Я есть истинный Джон Буль
, вот кто я, — с вызовом продолжал он, — и если сделал что-то не так, я хочу знать. Почему ваша леди не скажет, что не так, вместо того чтобы устраивать неприятность?
— Потому что здесь не кулинарное училище, — закричал Поулинг. — Вы пришли сюда как опытный дворецкий. Так вы сказали моей жене.
В свою защиту Рейнольдс привел предыдущий аргумент.
— До сих пор мной всегда были довольны.
— Еда несъедобная, — выкрикнула Кэрол.
— Что? — Он посмотрел на нее с изумлением. — Да мы с женой десять лет держали в Англии ресторан.
— Слушайте, я больше не желаю спорить, — закричал Поулинг. — Ваше кулинарное искусство и обслуживание, может быть, и хороши, но здесь не годятся — вот и все. Так что спокойной ночи.
Они вернулись в гостиную.
— Почему ты не сказал, чтобы завтра уезжали?
— Не хватило характера. Это, видимо, только второе их место в Америке, и два часа уйдет, пока им вдолбишь, что они уволены.
Кэрол взяла со стола журнал о кино и ушла наверх.
Через несколько минут, яростно топоча, в гостиную вошел Рейнольдс.
— Да? — сказал Поулинг. — Чем могу служить?
— Хочу просить у вас рекомендацию.
Удивившись этой просьбе, Поулинг принял на диване сидячее положение.
— Рекомендацию! Вы здесь всего три дня.
— Да, — согласился Рейнольдс, — но нам пришлось ехать из Филадельфии.
— А это здесь при чем?
Видимо, в ответ на это Рейнольдс продолжал:
— Понимаете, у нас только одна рекомендация, а очень трудно получить место, если нет двух.
— Так… — неуверенно сказал Поулинг. — Наверное, я смогу вам что-нибудь написать.
Он подошел к письменному столу в углу.
