Карта места крушения самолета
* * *
Заметка Барбро Флодквист в Expressen 27 августа 1969 года
Бедная, бедная Джио Петре. Сколько горя может вынести человек и не сломаться? Она лишилась первого мужа, очаровательного кинопродюсера Лоренса Мармстедта. И в двадцать восемь лет осталась одна с двумя маленькими детьми, Пьером и Ловисой. Мальчику два с половиной года, девочке лишь на несколько месяцев больше.
И вот через три года она потеряла еще и обоих детей. Они погибли у нее на глазах, когда она тщетно пыталась спасти их из горящего дома. После утраты мужа в этих детях была вся ее жизнь. Сейчас Джио в больнице, куда она поступила, сама пострадав от огня, но в сознании, которе не дает ей забыть о том страшном одиночестве, что теперь ее окружает.
План дома Джио Петре из материалов расследования пожара
Вдвойне вдова
Вермланд, январь 2012 год
Дорога в Ёребро была такой же, как все старые дороги в шведской сельской местности: нечто среднее между шоссе и проселком, с хвойными лесами и озерами по сторонам. Потом пейзаж изменился, появились холмы, леса стали гуще, озера – темнее. То и дело мелькавшие сугробы превратились в сплошную белую простыню, на которой выделялись красные фермы и рабочие поселки. За Карлстадом фермерская земля уже вся была покрыта блестящим на солнце глубоким слоем снега. Редко попадались дома и фигуры людей. Иногда американские машины пятидесятых годов вызывали в памяти Джеймса Дина и историю деревенского бунтаря
[5].
И вот, наконец, поместье Сёлье с желтой усадьбой XVIII века. Я подъехал к зданию по частной грунтовой дороге. Усадьба была в прекрасном состоянии, перед ней стояли два винтажных «мерседеса», черный и белый. Но меня беспокоила собака, похожая на сенбернара, только крупнее, преградившая путь к входной двери и глухо зарычавшая на меня.
Я развернул машину. Было бы жаль уехать, не поговорив с Джио о квартире на Норр Мэларстранд, 24, об их совместной с Альфом жизни на протяжении двадцати пяти лет. Мое любопытство было тем сильнее, что она могла сказать что-то о том, какое отношение Альф имел к убийству Пальме. Поэтому я вернулся с куском колбасы, которую купил в соседней деревушке Глава, бросил его из машины, убедился, что пес его увидел, и подъехал как можно ближе к входу. Когда я вышел и постучал в дверь, собака поглощала колбасу, не проявляя ко мне абсолютно никакого интереса.
– Привет, это Ян, вы Джио?
– Я ожидала вас…
Джио не была крупной, но подавляла властностью. Я знал, что ей семьдесят пять, но ее глаза говорили о такой энергичности, словно ей было лет на двадцать меньше, хотя в них и читалась печаль. Она не уложила волосы и была одета в удобную домашнюю одежду, не предназначенную для позирования.
– Правда? И не видели меня перед домом час назад?
– А, так это были вы? Я часто сижу в передней комнате у окна и читаю. Подумала, что это кто-то из тех, кому захотелось взглянуть на дом. Ну что ж, теперь вы все равно здесь.
Джио пропустила меня в переднюю, небольшую для поместья, но в ней все же нашлось место для монументальной лестницы на второй этаж и настенных панно.
– Хотите кофе, может быть, сэндвич?
Я охотно согласился. Мы уселись на кухне. Я рассказал о плане книги, о своем интересе к квартире в доме 24 на Норр Мэларстранд.
– Через пару лет после нашей встречей мы с Альфом нашли квартиру в Стокгольме, но нам хотелось жить в таком месте, где можно было бы спрятаться ото всех, поэтому отыскали еще и это поместье. Альф тогда, в отличие от меня, был помешан на политике.
– В каком смысле – помешан?
– В семидесятые он стал участвовать в избирательных кампаниях и ездить по всей стране. Ему хотелось, чтобы люди приходили посмотреть на меня, знаменитую актрису; я должна была читать им стихи. А меня политика никогда не интересовала. Откуда у меня на нее время? У нас было пять лошадей, восемь овец, потом дети рождались один за другим, четыре ребенка. Он меня использовал. В какой-то степени он вынудил меня участвовать в его политических затеях.
Джио рассказывала быстро. По-видимому, она много думала над всем этим, но ни с кем не делилась. Но вдруг запнулась.
– Я никому не говорила об этом и не знаю, стоит ли…
– Иногда важно выговориться.
– Но я никогда не вмешивалась в политические дела… Альфу хотелось оставить след в истории. Прямо навязчивая идея. Из-за нее у Альфа и начались проблемы с психикой.
– А когда они начались?
– Мне кажется, его состояние ухудшалось постепенно. Он же потерял двух дочерей при крушении самолета, и, возможно, сам ударился головой. А потом произошло убийство Пальме… вот тогда стало плохо.
– А что насчет убийства Пальме?
– Обстановка стала очень неприятной. Мальчики тогда ходили во французскую школу в Стокгольме, а сразу после убийства он привез их сюда. Из-за его паранойи они не могли учиться. Мне было тяжело, очень тяжело. Потом он стал агрессивным, приезжала полиция и все такое. Ужасно. Он меня бил. Стал очень агрессивным, швырял мебель и всякие другие предметы.
– Звучит действительно ужасно.
– В конце концов он повез нас, меня и мальчиков, на свадьбу нашей дочери. Предполагалось, что мы отпразднуем свадьбу здесь, в поместье, но шла избирательная кампания, пришлось поменять место. Потом опять появилась полиция со спецназом, его арестовали за хранение оружия и все остальное…
– Но это было уже позже?
– Через двенадцать лет после убийства Пальме. Когда мы с Альфом познакомились, он говорил только о Пальме и Ингмаре Бергмане. Это были его кумиры.
– И Пальме тоже?
– Да, тоже, но потом он резко изменил взгляды. Его все более и более затягивала политика, он переходил из одной партии в другую, пока не создал Социал-демократическую оппозицию и не поставил все на борьбу с Пальме.
– И вы ничего не могли с этим поделать?
– Сначала я думала, что смогу. Мы оба были похожи на раненых птиц. Все мои близкие умерли. Мой муж Лоренс и мои дети погибли, умер мой отец. Альф сказал: «Тебе нужны дети», – и мы купили это замечательное поместье, завели детей, но все пошло не так.
