После долгих размышлений Стиг нарисовал схему на фоне центра Стокгольма. Карту покрывала сеть линий, обозначающих связи между организациями. От такой паутины закружилась бы голова у любого адепта конспирологии, если бы Стиг не упростил схему для восприятия, внеся в нее разнообразие пунктиром и полутонами серого. О печати в четыре цвета не могло быть и речи. Технически она уже могла применяться, но ее использовала только пара вечерних газет, газет, не входивших в число главных клиентов «ТТ». Когда пепел с очередной сигареты Стига упал на карту, он привычно сдул его в руку и положил в одну из пустых чашек из-под кофе на столе. Большинство сотрудников ушли на ланч, но Стиг продолжал работу, пока мысли не стали ленивыми и ему не пришлось обеспокоиться уровнем сахара в крови. Он съел полсэндвича с сыром и огурцом, который принес в пакете из кафе.
Когда Стиг взглянул на часы в следующий раз, было уже полшестого. Теперь и впрямь надо было заканчивать с иллюстрацией. Он знал, что откладывать срок сдачи больше нельзя. Тогда возникла бы угроза, что его следующая профильная статья будет отвергнута. В ней он хотел обсудить волновавшие его вопросы доступным для широкой публики языком.
Стиг попробовал добавить на карту афоризм старого Маркуса Валленберга Esse non videri – «Быть, а не быть видимым». Это очень подходило к мысли о тайных связях, которую передавал рисунок. Но если оставить латынь без перевода, никто не поймет. А если добавить еще текста, получится полная мешанина. Он решил не покидать рабочего места, пока есть силы. Двух часов должно хватить, самое большее трех. Тогда он попадет домой прежде, чем Эва оставит всякую надежду на совместный ужин.
Что-то заворожило его, вероятно, в линиях рисунка, время пролетело незаметно, и он внезапно обнаружил, что уже девятый час и надо что-то немедленно предпринять. Он взялся трубку, обдумывая, как объяснить Эве, что его не будет дома раньше полуночи.
Разговор оказался не очень тяжелым. Эва всегда принимала объяснения Стига без упрека, но он страдал от чувства вины. Повесив трубку, он только через десять минут собрался с мыслями относительно рисунка, но теперь у него, во всяком случае, есть на работу весь вечер.
Когда он наконец выключил настольную лампу, было двадцать минут двенадцатого, именно то время, когда на Свеавеген раздались выстрелы, принесшие смерть премьер-министру Швеции. Стиг пребывал в блаженном неведении об этом, его волновало, успеет ли он на следующий поезд до Ринкебю.
Оппозиция
Мало кто сомневается, что Улоф Пальме был одним из самых влиятельных политиков в истории Швеции, но его восхождение далось ценой многих конфликтов, результатом чего стало появление несчетного множества врагов и постоянно растущей оппозиции. В шведском языке слово Palmehatare, «ненавистник Пальме», тогда использовалось по отношению к любому, кто выступал против его руководства, а выступали многие, и весьма страстно.
В 1969 году Пальме сменил на посту премьера и партийного лидера Таге Эрландера, занимавшего этот пост двадцать три года, то есть на тот момент дольше, чем какой бы то ни было выборный глава государства в демократических странах Запада. При последнем избрании Эрландера социал-демократическая партия получила более 50 % голосов.
У Пальме не было возможности состязаться в популярности со своим предшественником. Его происхождение из высших слоев вызывало подозрения у рабочих и мелких служащих в его собственной партии. В 1976 году социал-демократы во главе с Пальме впервые за четыре десятилетия потерпели поражение на выборах.
Проигрыш тем не менее позволил ему посвятить больше времени тому, что заботило его больше всего: международной политике. Улоф Пальме дружелюбно относился к развивающимся странам, боролся за права слабых и оттесненных на обочину жизни. Он любил рассказывать о первом своем поступке, имевшем политическое значение, – с несколькими друзьями он сдал кровь, чтобы собрать деньги на борьбу с апартеидом в ЮАР.
Но приверженность Пальме международным делам такого рода часто доставляла беспокойство сверхдержавам. Он потревожил СССР, когда в апреле 1975 года назвал чехословацкий марионеточный режим «диктаторским зверством» и когда в декабре 1979 года осудил вторжение СССР в Афганистан. Но и противоположную сторону он раздражал: США дважды разрывали дипломатические отношения со Швецией из-за действий Пальме. В феврале 1968 года причиной послужило то, что он принял участие в факельной процессии бок о бок с северокорейским послом в Москве. Во второй раз разрыв произошел, когда Пальме раскритиковал бомбардировку Ханоя накануне Рождества 1972 года, сравнив агрессию США с худшими бойнями ХХ столетия.
Политическое мировоззрение Пальме и, следовательно, шведскую идеологию называли «третьим путем», путем, пролегающим между капиталистическим Западом и коммунистическим Востоком. Пальме возглавил комиссию, получившую затем его имя: в ее составе он, вместе с другими политиками мирового уровня, добивался разоружения и более безопасной обстановки в мире. США проявили к этой программе очень умеренный интерес, поэтому она провалилась. Зато интерес, проявленный СССР, пробудил еще большее недоверие к Пальме в Швеции и за рубежом. Его стали считать орудием СССР.
В 1980–1982 годах Пальме был послом мира от ООН во время ирано-иракской войны. Ему не удалось добиться успеха. А потом стало известно, что он был вовлечен в сделки шведских производителей оружия, прежде всего «Бофорса», с Индией. Пальме посчитали лицемером. То он добивается разоружения, то поддерживает торговлю оружием, чтобы сохранить рабочие места!
Шведские критики Улофа Пальме полагали, что у страны нет ни времени, ни возможностей играть роль мировой совести и что премьер-министру следует сосредоточиться на внутренних проблемах. А в этом авторитет Пальме тоже пошатнулся. Ораторские способности Пальме и его искусная политическая игра нажили ему врагов и справа, и слева.
Но в первую очередь его недолюбливали не за политику. Из-за его принадлежности к высшему сословию друзья социал-демократы испытывали недоверие, а правые смотрели на него как на предателя классовых интересов. В самой его личности было что-то, возбуждающее раздражение. В дебатах он вел себя нетерпеливо и надменно отзывался о поверженных противниках. Его IQ 156 был ниже, чем IQ шведского киноактера Дольфа Лундгрена, 160, но выше, чем у любого другого политика в стране. Пальме относился к категории людей, которых считают гениальными. И он ни за что не упустил бы случая дать понять, что знает о собственной одаренности и превосходстве над противниками.
Он долго пользовался правами баловня в культурных кругах, его приглашали на премьеры как почетного гостя. Но после того как в 1976 году всемирно известный режиссер Ингмар Бергман был обвинен в сокрытии доходов от налогообложения и унизительным образом арестован во время репетиции в Королевском драматическом театре, популярность Пальме упала. Хотя с Бергмана в итоге обвинение сняли, шведам казалось, что государство несправедливо избрало его мишенью из-за его славы. Приглашения больше не сыпались на Пальме.
Были у него и могущественные враги в СМИ. Большинство газет в Швеции пользовались независимостью, получая финансирование не от социалистов. Помимо этого, Пальме умудрился обрести врага в лице самого влиятельного шведского журналиста. Ян Гийу, репортер социалистического журнала Folket i Bild Kulturfront, обнаружил, что социал-демократическая партия под началом Пальме прибегала к помощи Информационного бюро (ИБ), военной службы разведки, в собственных интересах, среди прочего для того, чтобы записывать разговоры лиц, заподозренных в симпатиях к коммунистам. Результатом стало подобие уотергейтского скандала.
