Д.: Да, те, кто был в его квартире, когда вы туда пришли.
Якоб: Там никого не было, только Джио, я, Альф и дети. Возможно, они спали, или завтракали, или еще что.
Д.: Вы не виделись с ним перед убийством?
Якоб: Нет.
Д.: А за несколько дней до убийства? На той же неделе?
Якоб: Дело в том, что у меня плохая память на даты и все такое. Может, мы и виделись. Иногда, понимаете, помнишь, что звонил, но не помнишь, когда именно после какого-то события.
Якоб и точно с трудом припоминал, что он делал в ночь убийства и на следующий день. Несколько раз на протяжении допроса он давал Андерссону разные ответы на вопросы об этом.
Затем они выяснили, как он относился к Пальме и какого мнения о премьере был Энерстрём, а также с кем он и Энерстрём контактировали до и после вечера убийства. Теделин высказывал те же взгляды, что в письмах Бертилю Ведину и в сообщениях, отправленных Лиде Комарковой в «Фейсбуке». За тридцать лет ничто не изменилось. Пальме – советский шпион, он продался русским. Они с Альфом Энерстрёмом встречались с представителями Европейской рабочей партии и с военными, которые тоже считали Пальме предателем. В организации Энерстрёма, Социал-демократической оппозиции, якобы состояло пятьдесят тысяч человек, поэтому Пальме сделал так, что со счета Альфа пропадали деньги и что у него забрали сына, Ульфа. Все это было уже знакомо мне по рассказам самого Альфа и из бумаг Стига.
Через некоторое время другой Альф, Андерссон, дознаватель, вернулся к вопросу, где находился Якоб во время убийства.
Д.: Вы сказали, что были на месте преступления.
Якоб: После убийства.
Д.: В тот же день?
Якоб: Ну, думаю, нет, через несколько дней. Я не могу вам сказать… Допустим, человек иногда где-то гуляет. Смотрит, что написано на бумажках, которые кто-то повесил. Меня прямо тошнило, что люди вроде как не видят того, что вижу я.
Д.: А Альф Энерстрём, вот когда вы встретились, что он сказал тогда? Где был он, когда произошло убийство?
Якоб: Я не помню; наверное, дома, в Сёлье.
Д.: Раньше вы сказали, что виделись с ним.
Якоб: Я виделся с ним несколько дней спустя или, может, через день.
Д.: Вы сказали, что видели его на Норр Мэларстранд.
Якоб: По-моему, он был в Стокгольме, а может, приехал из Стокгольма… приехал в Стокгольм из Сёлье… Все это случилось слишком давно, я не помню такое в деталях. Но я не думаю, что он убийца.
Андерссон не стал спрашивать, почему у Теделина сложилось такое мнение. Или почему, интересно, один год – такой долгий для Якоба срок, что он не может вспомнить, что делал, когда был убит Пальме. Все-таки одно из самых значительных событий за всю историю Швеции.
Д.: Так вы никогда не встречались с Пальме?
Якоб: Нет. Я видел его с расстояния метров пятьдесят.
Д.: Вы знаете, где он жил и тому подобное?
Якоб: Что?
Д.: Вы знали, где он жил?
Якоб: Тогда?
Д.: Что он жил на Гамла Стан, вы знали?
Якоб: Я узнал об этом после убийства, вот когда узнал. До этого я, может, и слышал, что у него квартира на Гамла Стан, но не помню, знал ли я, что она на Вастерлонггатан. Может быть…
Д.: Как вы общаетесь с квартирным хозяином? Ну, с тем парнем, который может подтвердить, что вы были дома? Он может?
Якоб: Не знаю, может, он куда-то уходил вечером, мы всегда расходились каждый по своим делам, в разные стороны. Иногда оба были дома в одно и то же время, иногда нет.
Д.: Во что вы одевались прошлой зимой?
Якоб: Я носил светлую длинную куртку или что-то в этом роде. А может, и темную. Пальто свободного покроя, кажется, так это называется.
Д.: Шапка?
Якоб: Нет. Капюшон или без всего, еще темные брюки.
Парик казался теплым, как меховая шапка. Сбивчивые ответы Якоба должны были насторожить полицию. И, разумеется, последовал новый допрос.
* * *
На исходе лета, 21 августа, через два с половиной месяца после первого допроса полиция опять потревожила Якоба. На этот раз машину за ним не выслали, просто позвонили. Сначала Торе Форсберг допросил его в СЭПО. Потом допрос продолжился в Государственном департаменте уголовных расследований, в офисе, который занимала команда следователей по делу Пальме. Там за Теделина взялся Альф Андерссон уже без Форсберга. Отчет о допросе был кратко изложен на двух страницах.
Якоба спросили, как он относится к мнению Энерстрёма, что под властью Пальме Швеция двигалась к коммунизму советского образца. Якоб выразил согласие с Энерстрёмом, однако не смог ответить, зачем в таком случае Советскому Союзу понадобилось убивать Пальме. На первом допросе Якоб не хотел называть имена военных, с которыми встречался. На втором впервые признался, что в 1982 году в момент хорсфьярденского инцидента с советской подлодкой в шведских водах был рядом с капитаном Хансом фон Хофстеном. Именно фон Хофстен возглавил так называемый мятеж морских офицеров в конце 1985 года.
Якоб встречался с фон Хофстеном в его деревенском доме и в городе. По словам Якоба, фон Хофстен утверждал, что Пальме лжет об инциденте и что советская лодка ушла невредимой. Действия Пальме крайне расстроили фон Хофстена.
Ни единого вопроса, зачем Якоб вообще отправился к Хофстену. Однако следователи не могли не заметить, как невелика и сплоченна была группа ярых ненавистников Пальме. Под своим фальшивым именем Рикард Якоб непременно должен был оказаться в списке ультраправых, составленном Стигом. Он встречался с ними до и после убийства премьера.
Немногим все же поделились со мной из толстой папки с именем «Якоб Теделин», которую я видел в управлении полиции на Кунгсхольмене. Например, я не получил отчет СЭПО на ста пятидесяти страницах о слежке за Якобом и протоколы допросов его знакомых.
Сбивчивые ответы и удивительно плохая память Якоба наводили на мысль, что ему было что скрывать. Я не придумал ничего лучше, чем спросить у Альфа Энерстрёма, когда Яков пришел к нему после убийства Пальме. И заодно задать и другие вопросы, довольно нелицеприятные – ведь алиби, которое обеспечила Альфу Джио, она же и опровергла. И еще сказала, что у него был револьвер «смит-и-вессон».
Человек, который спас Швецию
Стокгольм, декабрь 2016 года
Альф Энерстрём и его друг Бо были пунктуальны и пришли точно в назначенное время. На этот раз Альф был несколько менее обтрепан – очевидно, кто-то позаботился о том, чтобы у него была чистая одежда, наверное, кто-то из психиатрического дома для престарелых, куда он переехал. На нем была маленькая шляпа, покрывавшая рану на голове, которую я видел в прошлый раз, – из-за этого он смахивал на пожилого хипстера. Но на нем все еще было пять рубашек марки Dressmann, надетых одна на другую, – вероятно, от этого его уже никто не смог отговорить. Я показал им кабинет, где мы будем сидеть. Разговор начался так же легко, как и в прошлый раз, но, немного поболтав о том о сем, я приступил к делу.
