Якоба словно подменили, когда они с Лидой уселись на диван. Он был дома, здесь он чувствовал себя в безопасности. Поэтому расслабился и заговорил более свободно. Они открыли бутылку вина, подаренную Лидой, и она подталкивала Якоба пить бокал за бокалом. Скоро он слегка захмелел и стал откровеннее, но беседовать с ним стало сложнее.
– Расскажи, откуда у тебя все эти красивые вещи, – попросила Лида.
– Пара картин и кое-что из мебели мне достались в наследство, остальное пришлось покупать.
– В наследство? Твои родители умерли?
– Да. Мама умерла в 1994 году. Тогда у меня почти ничего не было. Потом, когда через год умер мой отец, я надеялся, что получу кое-что. Но он оставил мне меньше, чем я думал. Не знаю, на что он растратил деньги. Однако все же я что-то унаследовал и смог снять эту квартиру.
– Родители хорошо обращались с тобой в детстве?
– Да даже не знаю. Я был единственным ребенком. Помню, иногда меня оставляли одного, и мне было страшно. Иногда со мной сидела бабушка, мамина мама. Она устраивала для меня еврейские пасхальные трапезы, хотя и не была еврейкой. И запрещала говорить об этом матери. Потом она переехала к нам и сказала, что больше мы не сможем праздновать Песах. Но в итоге я закончил тем, что обратился.
Якоб рассказал, что его семья переезжала с места на место, поскольку отец был пастором пятидесятников. Родители держались с Якобом отстраненно, ему трудно было заводить друзей. Едва у него появлялся друг, как они снова переезжали.
– Я в детстве жила очень счастливо в чехословацкой деревне, пока отец не лишился всего имущества во время приватизации, – сказала в ответ Лида. – После этого жизнь превратилась в ад. Отец очень страдал, и мы переживали за него. Но он ничего не предпринимал. И так получилось, что он вконец испортил жизнь и себе, и нам. Вот моя самая большая тайна.
– Понимаю, тебе было стыдно за депрессию отца перед другими.
– Нет, моя тайна в другом. Отец умер по моей вине. Может, я расскажу тебе все, когда мы познакомимся получше.
– Мне бы хотелось, чтобы мы лучше узнали друг друга.
– Но тогда и ты должен открыть мне свои тайны.
Лида с вызовом посмотрела ему в глаза. Он опустил взгляд. Она дала понять, что хочет узнать про него всё.
– Когда умер отец, – продолжала Лида, – у меня появились друзья, которые могли прийти ко мне и посмеяться вместе со мной. Жизнь наладилась.
– Друзья – это важно, – задумчиво сказал Якоб. – У меня их немного, но это из-за моего образа жизни. Когда мне было лет пять-шесть, я, бывало, молился о том, чтобы моя жизнь не оказалась обычной, заурядной. И мое желание сбылось.
– Когда твоя жизнь стала необычной?
– Мне было чуть больше двадцати, когда я в начале восьмидесятых приехал в Стокгольм и познакомился с Альфом Энерстрёмом и Джио Петре. Я интересовался их деятельностью и решил нанести им визит.
– Смело! А как ты их нашел?
– Я поехал в Стокгольм просто наудачу. Оказавшись там, зашел в телефонную булку и стал листать справочник. Нашел Альфа Энерстрёма и увидел адрес: Норр Мэларстранд, 24. Пешком дошел туда всего за полчаса, даже меньше.
– Даже не позвонил сперва, круто.
– Дверь в подъезд была закрыта. Я такого раньше не видывал, но, пока размышлял, что делать, кто-то стал выходить и придержал для меня дверь. Шведы тогда были очень вежливые.
– И ты поднялся?
– На четвертый этаж. Такое огромное здание с высокими потолками и старинным лифтом. Я, правда, пошел по лестнице. Позвонил в дверь, мне открыла Джио. Она была, как всегда, прекрасна.
– А тебе не страшно было вот так прямо явиться?
– Мне – нет, но мама боялась. Перед отъездом в Стокгольм я ей всё рассказал. И очень ее напугал.
– И что же ты стал делать?
– Успокоил ее, сказал, что буду носить парик и называться чужим именем. И я стал Рикардом.
– Ого, прямо как шпион!
– Ну да, что-то вроде того. Вскоре я стал помогать Альфу в его политической деятельности.
– Тогда тебе уже не нужно было носить парик и называться Рикардом?
– Нет, я много лет ходил в парике и пользовался этим именем.
– Потрясающе.
– Иногда это и вправду было потрясающе. Для меня доктор Энерстрём стал образцом, и вместе мы делали нечто великое. К несчастью, в последние годы его стало слишком заносить.
Лида предложила перекусить чем-нибудь, и Якоб отправился на кухню. Вино подействовало на него, и он казался рассеянным и сонным. Лида тоже пошла на кухню, и они съели несколько кусочков фруктов. Якоб взбодрился.
В гостиной Лида села поближе к Якобу на диване.
– Расскажи, что было дальше с этим доктором.
– Много лет спустя преемник Пальме в первый раз упек Энерстрёма в психиатрическую клинику, и тот понял, что ему не победить в борьбе со своими врагами. Когда Альф выписался, все закончилось тем, что полиции пришлось выселять его из квартиры на Норр Мэларстранд. Прямо абсурд какой-то. У Альфа была уйма денег на тайном счете в Люксембурге, но, по словам полицейских, он не платил за квартиру. Когда они ворвались в квартиру, он пулей выбил пистолет из руки женщины-полицейского, не ранив ее. Но им было без разницы, ранил или нет. Его арестовали и опять заперли.
– Ужасно.
– Да. И я обвинял себя. На его месте должен был быть я.
– В каком смысле?
– Лучше бы я выстрелил в эту женщину из полиции. Тогда Альф смог бы продолжать борьбу.
Якоб замолчал. Он размышлял над тем, что тогда случилось. Лида поцеловала Якоба в щеку и притворилась, что подавляет зевок. Это спровоцировало зевоту и у Якоба, и тогда Лида отняла свою руку из его руки.
– Мне пора в отель, Якоб.
– Да, понимаю. Я тебя провожу.
Прежде чем они встали, Якоб поднял бокал.
– За смерть предателя Улофа Пальме!
Лида повторила его слова, и они выпили.
* * *
Мы встретились в нашем со Стаффаном номере обсудить вечер.
– Передатчик GPS перестал работать, – сказал я. – Мы понятия не имели, где вы!
– Я его выключила.
– Выключила?
– Да, он жужжал. Пришлось его выключить. Потом, я же не знала, что вы будете делать, если я окажусь взаперти.
Я подыскивал слова, но мы оба со Стаффаном понимали, что она права. Мы и в самом деле не обдумали такой вариант развития событий.
Камера в ее очках после часа записи выключилась, но там были запечатлены важные моменты, как, например, тот, когда Якоб посмотрел прямо в глаза Лиде и сказал: «Мы должны быть очень осторожны. Тут повсюду могут быть камеры». Батарейка телефона в ее нагрудном кармане продержалась весь вечер, но дырочку в ткани для объектива я сделал слишком маленькую, так что на видео мы почти ничего не смогли увидеть. Зато звук записался хорошо. Весь до последнего слова разговор между Лидой и Якобом был в нашем распоряжении.
