Якоб Теделин. День второй
Фальчёпинг, июль 2017 года
На следующий день я сумел отключить жужжащий звук устройства GPS и чуть-чуть увеличил дырочку в нагрудном кармане Лиды. Она взяла с собой ручки с микрофонами звукозаписи. Лида собиралась вплотную подойти к интересовавшему нас вопросу. Якоб купил рыбу, и они договорились пообедать вместе. Лида заметила, что Якоб не привык пить, и на этот раз прихватила две бутылки вина. Когда она вернулась к теме Пальме, они с Якобом занимались приготовлением обеда на кухне,
– Скажи, как это – Пальме предавал страну? Он что, был шпион?
– Он продавал нас русским, – ответил Якоб. – Нам угрожало установление диктатуры.
– Серьезно? Предавать своих соотечественников… я думала, на такое коммунисты только способны. И ты смог его раскрыть?
– До некоторой степени. В 1984 году я познакомился с капитаном шведского военного флота. Его звали Ханс фон Хофстен, мы встречались с ним несколько раз. Он рассказал мне, что Пальме позволил советским подводным лодкам, с которых русские наблюдали за Стокгольмским архипелагом, как будто это их собственность, уйти. Если бы в тот день не произошло убийство, Пальме бы уже через месяц поехал в Москву. И там бы они договорились о превращении Швеции в одну из советских республик.
– То есть Пальме умер как раз вовремя? – спросила Лида.
– Слишком поздно. Жалко, я не убил его, когда мне было тринадцать. Когда я хотел застрелить его из кремниевого пистолета друга моего отца.
– Было бы прямо чудо, тринадцатилетний герой. А кто же тогда на самом деле его убил?
– Пальме был раскрыт. КГБ убил собственного агента, чтобы он ничего не рассказал. Ну и чтобы другие не теряли бдительности.
– Они и правда готовы были так рисковать? Убить своего агента, премьер-министра?
– Да. Так тогда дела делались. У моего друга Бертиля Ведина есть доказательства. Один человек по имени Андерс Ларссон знал, что Пальме должны убить, и предупредил власти. А Ларссон был напрямую связан с КГБ.
Якоб непринужденно рассказывал о тех, кого он встречал в тот период, когда произошло убийство, упомянул Бертиля Ведина. Он уже чувствовал себя в своей тарелке, беседуя с Лидой.
– Погоди. КГБ убил собственного агента, а другой агент того же самого КГБ предупреждал, что это произойдет? Так говорит Бертиль Ведин?
Якоб поколебался, как будто начал понимать, как глупо звучит его версия событий.
– Ну, вероятно, что-то у них пошло не так, – сказал он, помолчав.
Лида не пропустила мимо ушей, что Якоб пересказал версию Бертиля Ведина относительно убийства Пальме. Это означало, что Якоб готов ей врать – если, конечно, он и впрямь замешан в убийстве, – хотя поклялся говорить только правду. Неудивительно, в общем, ему же удавалось хранить молчание больше трех десятков лет.
Лида заметила, что Якоб говорит по-разному. Он твердым голосом высказывал непоколебимые суждения, доводя мысль до логического конца, но при этом они звучали так, как будто он их у кого-то позаимствовал. И тут же становился ужасно наивным. Тому, кого он считал за близкого человека, он позволял принимать решения за себя. Он хорошо говорил на разных языках, хотя иногда у него проявлялась легкая дислексия, а вот его математические навыки равнялись почти нулю. Похоже, Якоб страдал каким-то расстройством аутистического спектра.
Они вместе приготовили обед – треску в панировке, вареную картошку и салат – и сели за стол в гостиной. Фарфор, серебро и вся обстановка производили впечатление комнаты где-нибудь в Англии, а не в Фальчёпинге. За столом Якоб сказал:
– Меня они тоже допрашивали.
– О чем? Об убийстве Пальме?
– Это было через год после убийства. Где-то два месяца за мной следили. Потом рано утром стук в дверь, пришла полиция. Один из полицейских, Альф Андерссон, стал обыскивать мою квартиру. Но потом Торе Форсберг из СЭПО, на которого я стал работать потом, остановил его, сказал, что в этом нет необходимости. Они привезли меня в управление полиции и допросили. Но я не сказал ничего такого важного.
– И тогда тебя оставили в покое?
– Допросили меня еще раз через несколько месяцев, но тогда я пришел к ним сам.
Лида ничего не сказала, просто отхлебнула вина и взглянула на Якоба очень серьезно.
– Меня страшно предали.
– Предал мужчина?
– Да, которого я очень сильно любила. Обманывал меня несколько лет. Иногда просто не говорил о чем-то. Иногда нагло лгал в глаза.
– Ужас. Я бы никогда так не поступил.
– Значит, ты говоришь мне правду и всегда будешь говорить? Обещаешь?
– Да, – ответил Якоб.
– А если уже обещал кому-то о чем-то не говорить?
Она посмотрела Якобу в глаза, и он опять не выдержал взгляда. Тогда она завела разговор на совсем другие темы. Вечером Якоб опять проводил ее до отеля. Они обнялись при расставании.
– В следующий раз, когда я приеду в Швецию, мне хотелось бы чувствовать, что ты рассказываешь мне все и ничего не утаиваешь.
– Обещаю. Когда ты приедешь?
Она быстро поцеловала его в губы и, ничего не ответив, вошла в подъезд отеля. Он ничего ей не сказал, но она вела себя правильно. Нужно больше времени.
* * *
В номере отеля Стаффан и Лида, как и накануне, выпили джина с тоником, а я перекачивал записи с карт памяти. Лида сказала:
– Он скрывает что-то, что связано с убийством. Он пообещал кому-то, что ничего не расскажет. Думаю, Альфу и Бертилю. Нужен еще один заход.
Я был разочарован. Двадцать четыре часа назад Лида была уверена, что Якоб все ей выложит. А теперь мы возились с ним почти безрезультатно.
Могила
Стокгольм, август 2017 года
Две недели мы ждали весточки от Лиды. Якоб писал ей каждый день. Наконец она кратко ответила ему:
Привет, Якоб.
Я еду в Стокгольм. Хочу повидаться. В августе нормально? В 11 часов на вокзале?
С любовью,
Лида
Через десять минут Якоб откликнулся, соглашаясь на выбранные ей место и время. Он написал, что ему хотелось бы показать ей в Стокгольме: Дворянское собрание (Riddarhuset), Королевский дворец, место гибели Улофа Пальме и прочее. А если она задержится на день, они смогут съездить в Фальчёпинг.
Мы с Лидой подготовились к ее встрече с Якобом. Передатчик GPS сломался, но мы решили, что, гуляя по Стокгольму, по людным местам, она будет в большей безопасности, чем была у Якоба дома. Лида всегда сможет послать мне СМС из туалета, и я тогда подтянусь удостовериться, что все в порядке. В основном, однако, она будет предоставлена самой себе.
