Со временем художники начали считать роль Элен в ArtNews «фундаментальной» для понимания американского авангарда. Очень скоро она в корне изменила способ, с которым подходили к критике изобразительного искусства Том Гесс и, соответственно, остальные рецензенты ArtNews. В полном соответствии с ее философией Том как-то сказал одному начинающему критику: «Можно нападать на знаменитых, пинать мертвых. Но начинающих ты должен оставить в покое». А другого он учил: «Никаких сравнений, никакого профессионального жаргона из истории искусств, никакого бравирования громкими именами. Художник всегда звезда»
[1182]. «Элен была частью нашего сообщества, но при этом связующим звеном с внешним миром. Ему она объясняла наше творчество, — сказал художник Пол Брэч. — Элен привела Тома Гесса в наш мир». Довольно скоро уже Том показывал де Кунинг написанные им рецензии, прося ее профессионального совета
[1183]. «Он, обычно такой скептичный, когда речь шла о том, чтобы прислушаться к кому-то, восторженно внимал ей», — вспоминала Эдит Шлосс, которая тоже работала в ArtNews. Отношения Элен с Томом окончательно окрепли, когда он наконец познакомился с Биллом де Кунингом. Случилось это после первой выставки художника в галерее Чарли Игана. Его работы потрясли Тома до глубины души
[1184].
Уверенность Элен в 1946 г. в том, что Билл уложится в двухлетний срок и что назначение конкретной даты побудит его закончить работы, оправдалась. За три дня до открытия его персональной выставки, 12 апреля 1948 г., де Кунинг с Чарли и Элен сидели на Кармин-стрит, придумывая названия для девяти черно-белых картин и одной цветной абстракции, которые Билл был готов выставить на суд публики. Они твердо решили присваивать название картине только по единодушному согласию всех трех. «Свет в августе» выступил данью любви Билла к Фолкнеру, но также, возможно, напоминанием о том слепящем свете в августе 1945 г., который, по словам де Кунинга, сделал из людей ангелов. «Орест» отражал миф о мстительном сыне, убившем свою мать и ее любовника. «Черная пятница» отсылала к самому мрачному дню в христианском календаре. Еще были «Цюрих», «Живопись», «Черная без названия» и так далее
[1185].
По сравнению с работами Поллока полотна Билла казались относительно маленькими. Они были какими-то приглушенными. Эти картины будто населяли мрачный мир зернистых фотографий полицейских сводок или открывали недоступные простому обывателю секреты засвеченных негативов. В сущности, именно эта неуловимость, таинственная сдержанность интриговали больше всего. Работы Поллока были взрывом, который просто не мог не привлечь внимания. Картины Билла шептали, но эффект их был не менее сильным. Не успели устроители развесить полотна, как де Кунинга признали тем блестящим художником, каким он был по убеждению друзей-абстракционистов. Том Гесс назвал его выставку «выходом из художественного андеграунда»
[1186]. Джейн Фрейлихер рассказывала: «О нем говорили все»
[1187]. В свои почти 44 года он наконец добился признания. Официального мероприятия по случаю открытия выставки в галерее Игана не организовывали за неимением денег. Но компания из «Уолдорфа» в тот вечер закатила в честь Билла вечеринку
[1188]. «Свершилось, — сказал Павия. — Мы чувствовали, что де Кунингу удалось серьезно углубить визуальный опыт»
[1189].
Выставку Поллока с восторгом приняли его коллеги-художники, но не критики. Картинами же де Кунинга восхищались и те и другие. Рене Арб из ArtNews расписывала и восхваляла творчество Билла с таким энтузиазмом, что Том спросил у нее, не крутит ли она с художником романа. А девушка к тому времени стала подругой Элен: почти все молодые женщины, познакомившись с миссис де Кунинг, быстро и сильно к ней привязывались. Клем в The Nation объявил Билла «одним из четырех или пяти самых важных художников Америки»
[1190]. Казалось, Элен все эти похвалы доставляли гораздо большее удовольствие, чем самому Биллу. Это, в общем, понятно, ибо художники обычно не любят восхвалений и не слишком им доверяют. Не зря Джеймс Лорд написал о Джакометти, что «удовлетворенность — враг художника»
[1191]. Кроме того, опять же, как и Джакометти, Билл нуждался в деньгах, а не в комплиментах. Однако на выставке в галерее Игана не продалось ни одной его работы, хоть Чарли и не закрывал ее гораздо дольше, чем изначально планировалось. Экспозиция работала до тех пор, пока не стало совсем уж неловко, так как, по словам Элен, «ситуация казалась все более безнадежной»
[1192]. Элен, конечно, могла брать еще больше заказов на рецензии. Так, однажды она написала за месяц 38 обзоров. Но они так много задолжали друзьям, не говоря уже о необходимости ежемесячно оплачивать две аренды, что даже 76 долларов в месяц было недостаточно для покрытия всех расходов
[1193]. Истинным спасением для Элен и Билла в тот период стали получаемые время от времени приглашения на обед. И одно такое поступило вскоре после выставки Билла из весьма неожиданного источника: от Ли.
Той весной Ли и Поллок встретились с Элен и Биллом в квартире Клема в Вест-Виллидж. Друг Гринберга Лео Кастелли недавно вернулся с войны, и тот устроил вечеринку, чтобы познакомить его с местными художниками. Первое профессиональное предприятие Кастелли на ниве искусства — художественная галерея в Париже — прекратило свое существование с началом войны в Европе
[1194]. В Нью-Йорке Лео работал на трикотажной фабрике своего тестя, но ему не терпелось вернуться в мир искусства. «Я всегда был склонен к поклонению героям, — признавался он. — Для меня великие художники и писатели относятся к той же категории, что и прославленные воины и государственные деятели»
[1195]. В 1948 г. Кастелли считал себя «коллекционером» и посредником при продажах европейских произведений искусства американцам. Через Клема, Мазервелла и чилийского сюрреалиста Матту Кастелли познакомился с другими нью-йоркскими художниками. В 1947 г. Клем привел Лео в мастерскую Билла. Тот визит окончательно подтвердил давно зародившееся у Лео подозрение в том, что Пикассо и Брак уже «дохлый номер»
[1196]. Вышеупомянутая вечеринка у Гринберга свела де Кунингов с Поллоками в необычайно праздничной и радостной обстановке. В конце вечера Ли — в знак ли признания таланта Билла, или, может, заискивая перед Элен как критиком — пригласила де Кунингов в Спрингс. Эта поездка стала первым посещением Элен Ист-Хэмптона, который они с Биллом однажды назовут своим домом
[1197].
