Когда на горизонте появилась Элен, ее сразу с радостью приняли в круг. «Мужчины, которые обычно не интересовались женщинами, обожали тебя, — писала Эдит подруге несколько десятилетий спустя. — Эдвина больше всего привлекала твоя живость, а также то, что он видел в тебе хранительницу безупречности Билла. Он ловил каждое твое слово, его глаза блестели, уши были навострены»
[512]. Со временем две пары превратились в одну большую семью. Элен рассказывала:
Никто из нас не жил обычной семейной жизнью. Мы работали на своих чердаках, еду заказывали в кафе или покупали в «Автомате»
… Но чаще всего мы разговаривали, прогуливаясь по улицам или даже просто стоя на каком-нибудь углу. Мы никогда не договаривались о встречах; они просто происходили, и все. А в результате мы все оказывались у кого-нибудь в мастерской: рассматривали новые фотографии Руди, или картину, над которой в тот момент работал Билл, или слушали только что законченные стихи Эдвина.
Так мы и знакомились со стихотворениями Эдвина — по одному за раз, по мере их написания. Я всегда записывала их, а потом, перечитывая снова и снова, заучивала наизусть
[513].
По ночам друзья гуляли по пустынным улицам под навесом из густого дыма угольных печей. Они внимательно прислушивались к чудесным звукам. Стучали копыта лошадей, развозивших молоко. Кричали разносчики газет и продавцы других товаров, совершавшие свой утренний обход. Били часы МетЛайф Тауэр, отсчитывавшие каждый час громким «Бонг!»
[514]. Композитор Эдгар Варез также был частью компании из Челси. Он однажды записал звуки поцелуев Элен и Билла, чтобы использовать в одном из своих произведений. По его словам, Нью-Йорк всегда исполняет собственную оркестровую музыку: лязг металла, звуки автомобильных выхлопов, визг тормозов
[515]. Билл видел в городских пейзажах формы и цвета, которые считал потрясающими. Руди повсюду находил материал для своих фотографий: пожарные гидранты, крышки люков, пустые улицы, а Эдвин все это тщательно документировал для дальнейшего использования в стихах. Иногда, когда у него недоставало слов, чтобы выразить переполнявшие его чувства, Эдвин останавливался и прямо на улице устраивал импровизированное балетное шоу
[516]. Все трое считали Нью-Йорк потрясающим. «Билл, Эдвин и Руди полюбили этот город, потому что все они приехали сюда из других мест, — писала Эдит. — А Элен не нужно было в него влюбляться; она сама БЫЛА Нью-Йорком»
[517].
И все же благодаря тем долгим, бесцельным прогулкам Элен начала видеть родной город по-новому. Девушка принялась заполнять альбом точными рисунками зданий на Уолл-стрит
[518]. Однажды Элен стояла среди небоскребов, словно в глубоком каньоне. И вдруг осознала: все эти финансовые цитадели, такие серые и строгие, по сути, ничем не отличаются от желтой чашки Билла. Эти здания аналогичны предметам для натюрморта. Каждое из них также имеет свои удивительные качества, которые можно заметить и оценить, нужно только хорошо присмотреться. Искусство действительно способно внести коррективы в сам способ существования натуры.
Вскоре Элен вписалась и в более широкий круг общения Эдвина и Руди. В него входили композитор и пианист Аарон Копленд, танцор Баланчин, писатель Теннесси Уильямс, а позднее композитор Курт Вайль и актриса Лотте Ленья. По словам Элен, иногда ей начинало казаться, что «перед глазами разворачивалась бесконечная процессия, сплошь состоявшая из гениев». Художница добавляла: «Я тогда даже не понимала, что непостижимым образом пробилась в самый эпицентр». Элен познакомилась и с несколькими парами. На их примере девушка узнала, что моногамия не такой уж и важный компонент брака. В нем важен «командный дух»
[519]. Взять, например, Ауэрбахов, Уолтера и Эллен, известную всем как Пит. Немецкие фотографы, они эмигрировали в США в 1940 г. Тридцатисемилетняя Эллен «была старшей подругой, которой „мы, девчонки“ искренне восхищались», как рассказывала Эдит
[520]. Пит сформировалась как личность в те довоенные дни свободы в Берлине, когда женщины носили брюки, курили на людях и самовыражались без ограничений, как в социальном плане, так и в сексуальном. Всем было известно, что и муж, и жена имеют связи на стороне, но это ни в коей мере не умаляло взаимного уважения и заботы друг о друге
[521]. Пола и Джейн Боулз, еще одну пару из Челси, тоже связывали не вполне традиционные отношения. В то время Пол еще был композитором, но Джейн уже издала в 1943 г. свою первую книгу «Две серьезные леди». В ней, по сути, был зеркально отображен традиционный сюжет, где жена предстает обузой для мужа. В книге Джейн беспомощные и бесполезные мужчины чинят препятствия двум дамам. Со временем Элен узнала, что Боулзы жили в одном доме, но в отдельных квартирах. Они были мужем и женой, но еще — что намного важнее — хорошими друзьями. Каждый вечер Боулзы созванивались, чтобы рассказать друг другу, как прошел день
[522]. И это тоже был брак.
Впрочем, не все отношения, с которыми сталкивалась Элен, общаясь с обитателями Челси, были столь далекими от общепринятых. Например, художница Дженис Биэла вернулась в Нью-Йорк, чудом сбежав из вишистской Франции после смерти мужа, известного писателя Форда Мэдокса Форда. Ко времени знакомства с Элен она вышла замуж за Даниэля Брюстлейна, эльзасца, который под псевдонимом Ален рисовал карикатуры для журнала The New Yorker. Брюстлейны, брат Дженис, художник Джек Творков, и его жена Рэйчел (известная в их компании как Уолли) часто присоединялись к Биллу и Элен на «бесконечных кофейных вечерах» в кафе «У Стюарта» или за ужином в «Джамбл-шопе»
[523]. Женщины дружили и сами по себе, отдельно от мужчин. Когда «настоящие девушки из Челси» — Элен, Уолли, Эдит и Эрнестина — собирались вместе, «они все дымили как паровозы, постоянно жевали жевательную резинку и говорили, двигая одним уголком рта», — рассказывала дочь Уолли, художница Хермине Форд
[524]. По сути, все эти люди — Денби, Руди, Ауэрбахи, Портеры, Вирджил Томсон, Морис Гроссер, Боулзы, Брюстлейны, Творковы, Элен и Билл — были вовлечены в непрерывный обмен идеями, подогреваемый общей любовью к искусству, рассказами об их необычайных жизнях и спорами о войне. («Мы часто говорили: краски — не вода», — вспоминала Эдит
[525].) Это была старая гвардия Челси. Но новое поколение, еще моложе Элен, уже наступало им на пятки. И в скором времени его представители яркой вспышкой ворвались в жизнь Челси.