Бомбежки японских городов породили в американском обществе сильное моральное замешательство. Танцовщица Марта Грэм однажды сказала о войне: «Вы просто не понимаете, насколько заголовки ежедневных газет влияют на мышцы человеческого тела». Реакция творческой личности, какой была Грэм, на эти страшные события была интуитивной. На художниках война сказывалась примерно так же
[743]. Их творчество просто не могло не измениться так же, как и вся их жизнь. Так случилось и с Элен и Ли. Нью-Йорк конца 1945 г. разительно отличался от себя самого в январе того же года. В этот период каждая из женщин принимала судьбоносные решения. От них зависело то, кем в конечном итоге стали Элен де Кунинг и Ли Краснер как в профессиональном, так и в личном плане.
Дидро в XVIII в. писал, что художница должна быть молодой, красивой, скромной и кокетливой, «иметь красивую грудь и ягодицы и покоряться своему учителю»
[744]. Спустя два столетия многие люди по-прежнему считали этот совет вполне разумным, в том числе и Билл де Кунинг. Элен же рассматривала эти слова великого мыслителя как отличную шутку, коими они, собственно, и являлись. Невероятно далекая от того, чтобы покоряться или поддаваться своему мужу и «учителю», Элен после свадьбы стала еще более независимой как в социальном, так и в творческом плане. Редактор журнала ArtNews Том Гесс назвал 1943 г., проведенный ею вдали от мольберта, «годом временного отступления перед решительным прыжком»
[745]. Вообще-то комментарий Гесса относился к творческому перерыву Билла, но эти слова в равной степени применимы и к Элен. В 1944 г. она сделает настоящий прорыв в живописи, а в следующем году еще и обнаружит в себе писательский талант.
Озарение по поводу собственного стиля в живописи пришло к Элен во время посещения чердака Фэйрфилда Портера, который в то время работал над портретом своей жены Анны. «Я подумала, что у нее потрясающее лицо, очень сильное и красивое, с удивительным разрезом глаз. В тот вечер я сделала серию детальных рисунков Анны, — рассказывала Элен, — а потом написала на их основе две маленькие картины»
[746]. Ей было очень интересно работать над портретом и захотелось и дальше изображать людей. Спустя годы Элен спросили, почему она выбрала такой, казалось бы, традиционный жанр в те времена, когда ее коллеги-художники изо всех сил старались перейти к чистой абстракции. Художница небрежно ответила, что Билл не хотел писать портреты, которые считал «картинками девчонок», вот она и решила застолбить эту территорию
[747]. Но ее подруга Эрнестина считала это объяснение смехотворным, ведь «Элен никогда не боялась ступить на чужую территорию»
[748]. На самом деле увлечение портретной живописью было для Элен вполне естественным. Ее всегда интересовали люди, а портреты позволяли исследовать их природу глубоко и всесторонне. Трудность заключалась в том, чтобы вывести портрет за рамки простого описания. Фотографическое сходство Элен совсем не интересовало. Она хотела с помощью красок передать истинную суть человека. Если начинающие абстракционисты в ее среде искали вдохновение внутри себя, то Элен — во внутреннем мире других людей
[749].
В 1944 г. она случайно познакомилась на концерте Вирджила Томсона с 22-летним художником-голландцем. И молодые люди заключили сделку: она будет позировать ему, а он ей. С этого началось многолетнее сотрудничество Элен с Йопом Сандерсом, результатом которого стали десятки портретов. Элен называла их «йоповским периодом живописи». Обычно она в течение дня рисовала Сандерса, а потом на протяжении недели трудилась, превращая наброски в портрет маслом. В результате, по словам самой Элен, она «подсела» на портреты. Девушка поняла: с их помощью можно органично соединять аспекты, которые больше всего заинтересовали ее в натуре, с элементами собственного внутреннего мира
[750]. «Элен де Кунинг однажды сказала, что портретная живопись — это вторжение в личную жизнь, немного похожее на выведывание секретов человека… И это очень нелегкая сделка, — вспоминал Том Гесс. — Конечно, наиболее систематично она нарушала свою собственную приватность»
[751]. За два первых года первого «йоповского периода живописи» Элен вырвалась далеко за рамки стилистических влияний мастеров, которыми она восхищалась. Ее работы стали характеризовать быстрые и широкие мазки. Ими Элен энергично очерчивала общие формы, экономя время на деталях. Она окончательно встала на путь выработки собственного стиля в портретной живописи. И в 1945 г. эти усилия привели к первому признанию ее успехов в денежном выражении: друг заказал ей портрет
[752].
В том же году начался и путь Элен на писательском поприще. Музей современного искусства проводил ретроспективную выставку Стюарта Дэвиса, лидера старшего поколения абстракционистов из Даунтауна. Элен видела картины Дэвиса много раз, но та выставка поразила ее до глубины души. «У него все четко очерчено, без тени нерешительности или сомнений в себе, — объясняла она. — Для его живописи характерны энергичность и агрессивность рекламного щита. Но при этом в ней чувствуется некая лирическая неизбежность, недостижимая для коммерческого искусства». Под огромным впечатлением не только от увиденного, но и от своих чувств в отношении этих произведений Элен еще несколько раз возвращалась в музей. Она рассматривала полотна Дэвиса и делала записи в тетрадке. После каждого такого похода, вернувшись в свою мастерскую, она расшифровывала и формулировала свои мимолетные впечатления более четким языком
[753]. Так что теперь кроме музыки Моцарта, Стравинского и джаза, струившихся из окон чердаков, жители Челси часто слышали стук пишущей машинки. Описывая свои мысли о Стюарте Дэвисе, Элен сидела у приоткрытого окна. А угольная пыль, плававшая в воздухе, залетала внутрь и кружилась, словно черные снежинки
[754].
