Те, кто выберет первый путь, должны иметь в виду, что чувство моральной «справедливости» было создано естественным отбором, чтобы индивид мог спокойно, не отвлекаясь на нравственные терзания, преследовать эгоистичные цели. Образно говоря, мораль появилась для того, чтобы злоупотреблять нравственными ценностями. Зачатки корыстного морализаторства наблюдаются даже у шимпанзе: они преследуют свои интересы со справедливым негодованием. В отличие от них, мы можем дистанцироваться от данного чувства, чтобы увидеть его сущность и даже построить целую моральную философию, направленную на его искоренение.
Дарвин верил, что мы – моральный вид. Единственные нравственные животные. Он написал: «Нравственным же является такое существо, которое способно сравнивать между собой свои прошлые и будущие действия или побуждения и осуждать или одобрять их. Мы не имеем оснований предполагать, что какое-либо из низших животных обладает этой способностью»
[673].
В этом смысле да, мы нравственны, у нас, по крайней мере, есть все необходимое для контроля: самосознание, память, прозорливость и способность к оценкам. Наличие всех этих «инструментов» подтверждается современными эволюционными исследованиями. Нам не нужно постоянно сверяться с некими моральными законами и корректировать в соответствии с ними свое поведение. В отличие от всех прочих живых существ у нас есть нравственный потенциал. И чтобы стать истинно нравственными животными, мы должны понять, насколько мы далеки от морали.
Глава 17
Обвиняя жертву
Так как все люди желают себе счастья, то поступки и побуждения подвергаются похвалам и осуждению, лишь насколько они ведут или не ведут к этой цели.
Чарлз Дарвин. «Происхождение человека»
Много понятий мы приобретаем бессознательно, не теоретизируя и не рассуждая о них (справедливость?).
Из записных книжек Чарлза Дарвина
[674] Публикация «Социобиологии» в середине 1970-х годов впервые привлекла к новой эволюционной парадигме всеобщее внимание. И обрушила на ее автора, Эдварда Уилсона, первую лавину публичных оскорблений. Его обзывали расистом, сексистом, империалистом, а книгу воспринимали как оправдание дальнейшего угнетения и без того угнетенных.
Может показаться странным, что страхи, связанные с теорией естественного отбора, до сих пор не развеялись, спустя несколько десятилетий после разоблачения «натуралистической ошибки» и разрушения интеллектуальной основы социального дарвинизма. Наверное, дело в том, что слово «естественный» весьма двоякое. Человек может изменять жене или эксплуатировать слабого, оправдываясь тем, что это «естественно», при этом он необязательно считает, что такое поведение ниспослано свыше, не исключено, что он лишь имеет в виду, что импульс возникает так глубоко, что практически непреодолим; поступок может быть и не хорош, но осознание этого мало помогает.
Данный вопрос долгие годы муссировался на «социобиологических дебатах». Дарвинистов обвиняли в «генетическом» или «биологическом детерминизме», который якобы не оставляет места «свободе воли». В ответ они указывали обвинителям на ошибки: правильно понятый дарвинизм не содержит никакой угрозы высоким политическим и моральным идеалам.
Обвинения, обрушивавшиеся на дарвинистов, часто были бессвязными (а обвинения, направленные лично против Уилсона, еще и беспричинными). Однако некоторые опасения «левых» сохранили свою актуальность даже после устранения ошибок. Вопрос о моральной ответственности, если решать его в координатах эволюционной психологии, способен широтой своего охвата и щепетильностью предмета всколыхнуть как «правых», так и «левых». Правильно понятый, он поднимает глубокие, важные и до сих пор в большинстве своем нерешенные проблемы
[675].
Одну из них, самую сложную, Чарлз Дарвин решил более сотни лет назад с присущими ему проницательностью и гуманизмом. А вот миру ничего не сообщил. Подобно современным дарвинистам, он осознавал, насколько взрывоопасным может быть честный анализ вопроса моральной ответственности, и потому так никогда и не опубликовал свои выводы. Они остались в неизвестности, похороненные среди личных записей, скромно озаглавленные: «Старые и БЕСПОЛЕЗНЫЕ примечания о моральном чувстве и метафизические размышления». Теперь, когда биологические основы поведения стремительно выходят на свет, пришло время, чтобы откопать сокровища Дарвина.
Реальность поднимает свою уродливую голову
Поводом, заставившим Дарвина взяться за анализ, стал конфликт между реальностью и идеалом. Братская любовь прекрасно выглядит в теории, а на практике возникают проблемы. Даже если вам удастся убедить большинство следовать принципам братской любви (проблема номер один), то вы тут же столкнетесь с проблемой номер два: общество распадется.
Истинная братская любовь – безусловное сострадание. Она не дает причинять вред ближнему, даже если тот ведет себя из рук вон плохо. Однако в обществе, где никого и ни за что не наказывают, быстро воцарится хаос.
Данный парадокс кроется на задворках утилитаризма, особенно в трактовке Джона Стюарта Милля. Милль мог говорить, что хороший утилитарист – тот, кто любит безусловно, но это имеет смысл лишь до тех пор, пока безусловно любят все. Достижение цели утилитаризма – максимум всеобщего счастья – требует условной любви. Тех, которые еще не прозрели, надо поощрять к хорошим поступкам. Убийцу следует примерно наказать, альтруиста вознаградить и так далее. Люди должны чувствовать свою ответственность
[676].
Примечательно, что Милль не пытался решить сей парадокс в своем «Утилитаризме» и, кажется, даже не замечал его. Сначала он восхваляет принцип всеобщей любви, который проповедовал Иисус, а затем, буквально через дюжину страниц, утверждает принцип «воздаяния каждому по заслугам, то есть добром за добро и злом за зло»
[677]. С одной стороны – «поступай с другими так, как хотел бы, чтобы поступали с тобой», с другой – «поступай с другими так, как они поступили с тобой»; с одной – «возлюби своего врага» или «подставь другую щеку», с другой – «око за око, зуб за зуб»
[678].
Милль ничего не имел против чувства справедливости, поскольку резонно полагал, что оно лежит в основе реципрокного альтруизма
[679], а как мы уже отмечали, механизм реципрокного альтруизма, с точки зрения утилитариста, является настоящей эволюционной находкой: он раздает кнуты и пряники, заставляя людей помнить о потребностях окружающих, – не так уж и плохо, учитывая, что забота о благополучии общества не закреплена у нас генетически.
