Сегодня гипотеза о том, что дихотомия «мадонны – блудницы» имеет под собой некую врожденную основу, базируется на теоретических допущениях и многочисленных, хотя и не исчерпывающих, антропологических и психологических наблюдениях. Не нужно сбрасывать со счетов и опыт матерей, которые из века в век твердили дочерям о пользе целомудрия: стоит мужчине заподозрить, что она «такая», как всякое уважение мгновенно улетучивается.
Быстрые и медленные женщины
Деление женщин на мадонн и шлюх – дихотомия, наложенная на континуум. В реальной жизни не существует «быстрых» и «медленных» женщин. Все они промискуитетны в той или иной степени, которая варьирует от «совсем нет» до «весьма и весьма». Таким образом, вопрос, почему одни женщины принадлежат к первому типу, а другие ко второму, не имеет смысла. Иное дело – вопрос, почему одни женщины находятся ближе к одному краю спектра, чем к другому. То есть почему женщины различаются в общей сексуальной сдержанности? И, если уж на то пошло, как насчет мужчин? Почему некоторые мужчины кажутся способными на непоколебимую моногамию, а другим свойственно отклоняться от этого идеала? Это различие – между мадоннами и блудницами, между отцами и подлецами – в генах? Определенно да. Но единственная причина, почему ответ несомненен, кроется в том, что словосочетание «в генах» столь неоднозначно, что по существу бессмысленно.
Начнем с популярной концепции «в генах». Действительно ли одним женщинам, с того самого момента, когда сперматозоид их папы встретился с яйцеклеткой их мамы, суждено быть мадоннами, а другим, соответственно, блудницами? А мужчины? Они уже рождаются либо заботливыми отцами, либо подлецами?
Ответ и для мужчин, и для женщин таков: едва ли, хотя и не исключено. Как правило, естественный отбор не сохраняет одновременно два противоположных качества. Одно из них обычно оказывается чуточку эффективнее с точки зрения распространения генов их носителя. Каким бы малым ни было такое различие, со временем этот признак неизбежно вытеснит другой
[130]. Именно поэтому почти все ваши гены присутствуют во всех других типичных обитателях Земли. Но есть такая штука, как «частотно-зависимый отбор». В рамках частотно-зависимого отбора ценность признака снижается по мере его распространения; естественному отбору ничего не остается, как установить определенный потолок его господству, тем самым оставляя место для альтернативы.
Рассмотрим синежаберных солнечников
[131]. Среднестатистический самец синежаберного солнечника взрослеет, строит связку гнезд, ждет, когда самка отложит икру, оплодотворяет ее и охраняет. Это – добропорядочный член сообщества. Но у него может быть до ста пятидесяти гнезд, что делает его беззащитным перед самцами второго, менее ответственного типа – самцами-пройдохами. Пройдохи плавают поблизости, тайком оплодотворяет икринки, а затем уносятся прочь, оставляя их на попечении одураченного опекуна. На определенных стадиях жизни пройдохи даже имитируют окраску и поведение самок, дабы замаскировать свои коварные намерения.
Как же поддерживается равновесие между пройдохами и их жертвами? Пройдохи должны преуспевать с точки зрения распространения своих генов, иначе их бы вообще не было. Однако по мере того, как численность пройдох увеличивается, численность добропорядочных самцов уменьшается, а вместе с ней и шансы на успешное размножение. Это как раз тот случай, когда успех оказывается себе во вред. Чем больше появляется пройдох, тем меньше потомства приходится на каждого.
В теории доля пройдох должна расти, пока среднестатистический пройдоха не сможет оставлять столько же потомства, сколько и добропорядочный солнечник. В этот момент любые изменения в соотношении двух типов самцов вызовут соответствующие изменения в ценности их стратегий, что приведет к восстановлению нарушенного равновесия. Это равновесие известно как «эволюционно-стабильное» состояние – термин, предложенный британским биологом Джоном Мейнардом Смитом, который в 1970-х годах разработал концепцию частотно-зависимого отбора
[132]. Судя по всему, пройдохи солнечников давно достигли своей максимальной эволюционно-стабильной численности – она составляет примерно одну пятую часть от общей популяции.
Динамика сексуального предательства у людей отличается от таковой у солнечников, отчасти из-за характерного для млекопитающих внутреннего оплодотворения. Впрочем, Ричард Докинз показал, что логика Мейнарда Смита в принципе применима и к нам. Другими словами, мы можем вообразить ситуацию, в которой ни скромницы, ни распутницы, ни отцы, ни подлецы – никто не сможет похвастаться монополией на идеальную стратегию. Скорее, успех каждой стратегии варьирует в зависимости от распространенности остальных трех, и популяция стремится к равновесию. Так, приняв определенный набор допущений, Докинз обнаружил, что 5/6 женщин будут скромницами, а 5/8 мужчин – верными
[133].
А теперь забудьте все, о чем мы говорили выше. Забудьте не только приведенные цифры, которые, очевидно, вытекают из довольно произвольных предположений в рамках искусственной модели. Выкиньте из головы всю идею о том, что каждый человек строго придерживается той или иной стратегии.
Как отмечали Мейнард Смит и Докинз, стабильное равновесие возможно даже в том случае, если предположить, что магические дроби содержатся внутри индивидов – иными словами, если каждая женщина проявляет сдержанность в 5/6 ситуаций, а мужчина – в 5/8. Это верно даже тогда, когда решение принимается случайным образом – скажем, если в каждой ситуации с сексуальным подтекстом и мужчина и женщина будут бросать монетку. Вообразите, насколько эффективнее для человека обдумать каждую ситуацию (сознательно или бессознательно) и сделать обоснованное заключение об оптимальной стратегии в текущих обстоятельствах!
Или представьте иной вид гибкости: особую программу, которая в детстве анализирует локальную среду, а затем, уже во взрослом состоянии, побуждает человека выбирать наиболее выгодную стратегию в данных конкретных условиях. Возвращаясь к примеру с солнечниками, вообразите самца, который в юности исследует окружающий мир, прикидывает численность добропорядочных, пригодных для эксплуатации папаш, а затем решает – точнее, «решает», стать ему пройдохой или нет. В конечном итоге подобная пластичность должна возобладать в популяции, заставив две другие, более жесткие стратегии кануть в небытие.
