Оказывается, доставшаяся от «Рамзая» агентура при «Абраме» утратила свои вербовочные возможности, оставалось только уповать на сотрудников легальной резидентуры.
«Неудачная вербовка с последующей демаскировкой нелегала, — писал «Абрам» в свое оправдание, — означает если не провал, то прекращение работы, по крайней мере, в данной резидентуре или даже в данной стране. В случае же неудачи с вербовкой легального разведчика дело не обстояло бы тогда в Шанхае так остро. Следовательно, легальные товарищи могли смелее знакомиться с интересующим нас человеком, смелее ставить предложения о сотрудничестве с нами. Само собой разумеется, что и легальным разведчикам было бы не позволительно относиться легко к завязыванию вербовочных контактов, и им надо было соблюдать большую осторожность. Но риск, в целом, все же был гораздо меньше, чем для сотрудников нелегального аппарата.
Однако длительная работа легальных разведчиков с завербованным агентом была опасной с точки зрения конспирации. Правда, в Шанхае в тот период слежка за советскими гражданами, по-видимому, не велась, во всяком случае не была замечена (хотя нельзя было поручиться за то, что ее никогда не было). Но отсутствие подвижного наблюдения за нашими официальными работниками не исключало присмотра за ними через стационарные посты на улицах, через боя в квартире, официантов в кафе и ресторанах и т. д. Во всяком случае, советские граждане в Шанхае, в отличие от других иностранцев, привлекали к себе внимание и английской, и японской, и китайской полиции. В этих условиях слишком частые контакты с советским гражданином могли привести к демаскировке агента, могли навести контрразведку на его след.
Следовательно, для длительной работы с агентом, завербованным легальными разведчиками, его надо было передать в нелегальную резидентуру. Делать это нужно было продуманно и осторожно, памятуя о возможных опасностях, прежде всего, о постоянной опасности проникновения провокаторов в нашу нелегальную агентурную сеть. Конечно, передавать нелегальному аппарату следовало лишь подлинно ценных людей».
Эта точка зрения не нова, и в ней есть своя логика. И она была бы понятна, если бы агентов вербовали в третьих странах (в США и Западной Европе), а затем передавали в Китай или Японию, или, как это пытался сделать «Абрам», — завербованных в Китае агентов, китайцев и иностранцев, направлять для работы в Японию. Но то, что делалось «Абрамом» в Китае под предлогом, что «в Шанхае в тот период слежка за советскими гражданами, по-видимому, не велась, во всяком случае не была замечена (хотя нельзя было поручиться за то, что ее никогда не было)», закончилось громким провалом с арестом резидента и целого ряда агентов, когда английской полиции международного сеттльмента в Шанхае и полиции Чан Кайши потребовался международный скандал для дискредитации Советского Союза. Не исключено также, что китайские власти предполагали использовать этот арест как предмет торга с Советским Союзом (который в итоге состоялся, и «Абрам» был выпущен из китайской тюрьмы).
Естественно, что первоначально слежка не была замечена. А когда выяснилось, куда направляются «Абрам» и советские граждане, совсем прекратилась. Поэтому наивный рассказ о соблюдении конспирации «Абрамом» и советскими разведчиками под прикрытием вызывает по меньшей мере недоумение.
«Наше сотрудничество с легальным аппаратом в области политической информации, — напишет Бронин в воспоминаниях, — также было интенсивным и плодотворным. Это сотрудничество принимало, прежде всего, форму систематического обмена мнениями. Каждый раз, когда Эдуард приезжал в Шанхай, мы втроем (вместе с Максом) обсуждали как организационно-агентурные вопросы, так и военно-политическую обстановку в Китае. В отдельных случаях мы совместно составляли для Центра доклады с выводами-обобщениями о военно-политической ситуации в стране. Мы с Максом составляли также телеграфные сводки о политическом положении.
Интенсивность нашего сотрудничества с легальным аппаратом обусловила необходимость довольно частых встреч с Эдуардом (приезжал из Нанкина в Шанхай один раз в 7—10 дней), Максом (потом Борисом), Градовым, Саметом. Кроме встреч, вызванных нашим взаимодействием в агентурной работе, приходилось встречаться по делам связи: для передачи нашей почты, получения почты и денег из Центра.
Как обеспечивалась конспиративность этих встреч с разведчиками под официальным прикрытием? Шанхай, несмотря на огромные размеры и многомиллионное население, не имел с конспиративной точки зрения преимуществ крупного города. Иностранцев здесь было относительно немного, следовательно, нельзя было затеряться в толпе, как это можно было сделать, например, в Берлине или Париже.
Мы практически не могли пользоваться для встреч кафе и ресторанами. Сеть кафе в Шанхае была вообще мала, а таких, которые посещались иностранцами, было всего несколько на весь город. Иностранцы преимущественно встречались друг с другом в своих клубах. Имелись два-три ресторана, широко посещаемых иностранцами, но там бывало столько всякой публики, что наши встречи с сотрудниками резидентуры под официальным прикрытием неизбежно были бы установлены, тем более, что шанхайская полиция, как мы считали, проводила в кафе и ресторанах стационарное внутренне наблюдение за советскими гражданами.
Короткие встречи (для получения — передачи почты) мы назначали на улице, но для длительного обсуждения вопросов улица не всегда подходит, приходилось встречаться на квартирах — моей, Макса или Самета. Два-три раза мы встречались на квартире Коммерсанта» (выделено мной. — М.А.). Встречи на квартирах, по свидетельству «Абрама», обставлялись следующими мерами «конспиративной предосторожности»:
— прежде всего, тщательно выбирались сами квартиры. Как впоследствии писал Макс, «к отбору домов отношение было довольно строгое и каждый дом проверялся (особенно в отношении советских жильцов)… Выбор дома для квартиры Абрама был довольно удачен: без лифта, без сторожа у входа, на тихой улице». Встречи проводились лишь в отсутствие боя, который мог сообщить полиции о посетителях;
— отправляясь на встречи, тщательно проверялись на предмет наличия слежки. Выглядело это следующим образом: выходя на встречу с «Абрамом» «Эдуард» предварительно удостоверялся, что никакая машина за ним не следует; некоторое время он кружил по городу, потом оставлял машину в каком-нибудь тихом, хорошо просматриваемом переулке, на достаточном расстоянии от квартиры «Абрама», и только после этого отправлялся пешком на встречу с нелегальным резидентом. «Макс» жил в огромном пятнадцатиэтажном доме, со многими сотнями квартир, с бесконечными коридорами и лифтами. Отправляясь с ним на встречу «Абрам» всегда поднимался на два-три этажа выше, чем жил «Макс»; выйдя из лифта, кружил по коридору, якобы в поисках нужной квартиры; убедившись, что никто за ним не следует, «Абрам» пешком спускался по лестнице на этаж, где жил «Макс», и входил в квартиру лишь тогда, когда поблизости не было никого, кто мог бы заметить его приход».
Напрасно «Абрам» гордится тем, как соблюдал «конспирацию», встречаясь с советскими разведчиками под прикрытием, один из которых — «Эдуард» — был военным атташе в Нанкине. К конспирации перечисленные им ухищрения не имеют никакого отношения. Встречаться с советскими представителями иностранцу по легенде было категорически запрещено, тем более на своей квартире или на квартире советского разведчика. В крайнем случае, речь могла идти об использовании конспиративной квартиры. Использование в качестве таковой квартиры «Коммерсанта» — Войдта советскими разведчиками под прикрытием должно было неизбежно привести к его «засветке».