В 1926 году Ольга покидает родительский дом в Мюнхене и перебирается в Берлин, где активно работает в коммунистической партии и становится одним из лидеров коммунистической молодежи берлинского района Нойкёльн. К этому периоду относится ее работа машинисткой в советском торгпредстве в Берлине. Она знакомится с коммунистическим активистом с опытом подпольной боевой работы Отто Брауном и становится его гражданской женой. В октябре 1926 г. полиция арестовала их обоих по обвинению в “подготовке государственной измены” (нем. «Vorbereitung des Hochverrats»), им инкриминировался шпионаж в пользу СССР; их поместили в тюрьму Моабит. Благодаря стараниям отца-адвоката Ольга была выпущена на свободу. Браун оставался в тюрьме, его ожидал судебный процесс.
В анкете, заполненной в Москве 23 мая 1932 г. при поступлении на работу в IV-е управление штаба РККА, Бенарио напишет об этом периоде:
«1924 — была арестована за агитационную работу.
1926 — за «государственную измену», сидела 3 месяца, а после освобождения одного тов. из тюрьмы удрала.
1923-25 (2 г. в Мюнхене, нелегальная работа среди фашистов, 1 г. зав. Полит. Просветом Мюнхенского горкома КСМ).
25-27 (2 г. в Берлине, нелег. раб. в парт. контрразведке, в то же время в КСМ: Зав. орготдела райкома в Ней-Кельн, секрет. ячейки и т. д.).
27 (1 г. отв. секрет райкома Ней- Кельн).
28 (½ г. зав. АПО (агитационно-пропагандистский отдел. — Прим. авт.) Берлинского окружного комитета КСМ и член секретариата)».
11 апреля 1928 года он и ещё несколько политзаключённых были выкрадены из зала суда членами КПГ, в том числе при участии Ольги Бенарио.
Полиция безуспешно искала Ольгу и Отто по всему городу, в то время как они тайно перебрались в Чехословакию, а затем в Москву. Там Бенарио поступила в Международную ленинскую школу Коминтерна. После завершения учёбы она работала членом Исполкома Коммунистического интернационала молодёжи. В 1931 г. Отто Браун и Ольга Бенарио расстались.
«28–32 (4 г. работник КИМа, инструктор и т. д.)
до 1928 г. — в Германии (см. выше).
1930-31 — в Англии — инструктор КИМа.
1931 — во Франции — инструктор КИМа.
Знаком ли с разведкой или контрразведкой практически и теоретически? — Мало.
Кто из ответствен. парт. раб. Вас знает и может рекомендовать? — Отто Браун, Маркин, Фирин». (Из анкеты, заполненной Бенарио в мае 1932 г.)
Последняя должность, занимаемая ею в Коммунистическом интернационале молодежи — заместитель заведующего Романского секретариата.
Бенарио дает согласие на сотрудничество с военной разведкой и с лета 1932 г. считается состоящей в распоряжении IV-го Управления Штаба РККА. Формально это выглядит следующим образом:
«Распред[илительный] отдел Центрального Комитета ВКП(б) направляет Бенарио О п/б № 1531903
Распоряжение Штаба РККА
Для работы стенографом
Срок прибытия к месту назначения 2/VIII-32 г.».
Первоначально предполагалось использовать Бенарио на работе во Франции. На соответствующий запрос из IV-го Управления из Исполкома Коминтерна поступил следующий ответ:
«Ввиду возможных планов использования т. Ольги Бенарио на работе во Франции, сообщаю Вам некоторые данные, указывающие на нежелательность такого использования.
1. Тов. Бенарио была с декабря 1930 г. по август 1931 г. в качестве инструктора КИМа во Франции и как таковая известна многим людям, теперь находящимся вне рядов партии.
2. 1-го августа 1931 г. она была арестована и выслана из Франции, причем ее снимки в нескольких позах появились в самых распространенных газетах, как-то «Пти Паризьен», «Пти Журналь», «Матэн Журналь» и т. п.
3. В одном из фильмов, демонстрировавшихся во Франции (и, очевидно, не только во Франции) Б. видна как член Президиума последнего конгресса КИМ.
4. Во время своего пребывания во Франции, Б. была женой французского комсомольца РИШУ, ныне члена партии, человека весьма неясного, который в ближайшее время будет привлечен к партответственности за использование на личные цели 15 тыс. франков партийных денег.
Краевский».
Резолюция Берзина от 19 июля 1932 г. была очевидна: «Нельзя использовать». Резолюция касалась возможности использования Ольги во Франции, но не за ее пределами.
15 мая Рихард Зорге через Европу и Америку направился в Японию. Об этом свидетельствует следующий документ: «К делу. Токио. Нелегальная резидентура. Поехал 15 через Евр[опу]. Денежные расчеты у Иванова (А.И. Иванов — начальник 4-й (финансовой) части. — М.А.). Маршрут, явки у Давыдова, связи тоже. Связь на Шанх[ай] дана с разрешения т. Давыдова на Войта. Смета ему утверждена в 1000 амов на содержание аппарата. Дана явка Жиголо и связь с ним. В Берлине он пробудет около 1 ½ мес[яца]. Надо ему послать адрес Озаки по получении его от Пауля (обещал шифром).
См[отри]. подр[обности]. в зап. книжке. 17/V».
Пометка на одном из основных документов — «см. подр. в зап. книжке» — весьма характерна и говорит о том, что детали плана частично фиксировались в записной книжке работника Центра и оставались известными лишь ее владельцу. Такая система, возможно, и обеспечивала большую конспиративность, но зато не могла не создавать в дальнейшем затруднения и неясности для последующих работников — преемников владельца записной книжки, терявших ориентировку в руководстве резидентурой. Особенно это затрудняло работу при многократной смене руководства Центра в период с 1936-го по 1941 год.
В Европе «Рамзаю» была дана связь к резидентам Центра «Борису», «Джиму», «Пени» и «Оскару», которые должны были содействовать в обеспечении легализации его и радиста Бернгардта, а также в поддержании связи между ним и Центром. 1 июня 1933 г. Зорге зарегистрировался в Берлине по адресу своей матери и через некоторое время получил новый заграничный паспорт.
Зорге пробыл в Западной Европе, в основном в Германии, больше двух месяцев, обеспечивая себе журналистскую «крышу». Встречался он и с женой Кристиной, и не однажды, оформив расторжение брака. Паспорт жены он переслал в Центр — для изготовления по его образцу паспорта для «Ольги» — Ольги Бенарио.
Для друзей Зорге остался «старым коммунистическим идеалистом». «Он по-прежнему желал освободить мир от капиталистического империализма и милитаризма и хотел сделать так, чтобы войны в будущем были невозможны. Все трудности, нехватки, недостатки и ошибки Советского Союза были лишь прискорбным явлением переходного периода»
[336].
Тем временем нашелся «туземец, знающий язык островитян». 29-го мая 1933 г. Римм докладывал в Москву: «Фамилия и адрес кит[айского] студента в Токио: К.С. Лику. … Фамилия Лику — японское произношение кит. знаков … Рамзай его не знает. Мы отсюда можем написать студенту, что через некоторое время его посетит господин Смит Х., но это ненадежно и недостаточно для установления связи. Можно послать нашего парня в Японию или вызвать студента сюда для установления явки и пароля. Срочите ответ. № 183. Пауль».
