Расходы, произведенные Зорге с учетом расходов на легализацию его и Виндта, а также расходов на дорогу выглядели следующим образом:
«ТОКИО
Расходы Рамзая за май — июль 1933 г.
Получено от нас 4200 ам.д.
Бернгардту — 1000 ам.д.
Расходы Р. по легализации — 1622 ам д.
2622 ам. д.
Остаток 1578 а.д.
Получено им в Нью-Йорке — 1700 а.д.
Остаток на 1.8. 3278 а.д. минус расходы на дорогу
Нью-Йорк — Токио.
9.9.33».
В августе 1935 года в отчете за почти двухлетнюю работу Зорге дает скромную оценку своих усилий по легализации: «Мое легальное положение было не совсем крепко. Я прибыл с несколькими обещаниями со стороны некоторых газет. Эту слабую сторону я, к счастью, мог потом выпрямить благодаря некоторым, как потом выяснилось, очень полезным действиям, которые я предпринял в Америке. Это мне послужило рекомендательным письмом, как для японской полиции, так и для отдела прессы в Министерстве иностранных дел. Рекомендательное письмо японского посольства в Америке предохранило от необходимости предъявить мои довольно сомнительные представительства от прессы».
Таким образом, в Берлине была создана исходная база для легализации в Токио. Эта база была не особенно солидной и для ее упрочения требовалось немало энергии, инициативы и умения, тем более что оперативная обстановка в Японии была очень сложной.
3.2. «Самый лучший из вас не смог бы сделать больше за это время в этой обстановке»
(из письма Зорге в Центр от 7 января 1934 г.)
2 мая 1933 г. правительство Советского Союза предложилоЯпонии выкупить КВЖД. Приняв советское предложение, японцы, однако, заняли агрессивную позицию в ходе переговоров, исходя, по-видимому, из ложного представления, что советская сторона при создавшемся положении готова уступить дорогу на любых условиях. Конференция по вопросу о продаже КВЖД происходила в Токио и длилась больше 20 месяцев. Интересы Маньчжурии представляли японцы. В ответ на названную советской стороной выкупную сумму в размере 250 млн. руб. японская сторона предложила сумму в 50 млн. иен, а японский представитель Маньчжурии даже пытался ставить вопрос о правах СССР на КВЖД. В Маньчжурии в это время японская военщина устраивала новые провокации. 23 марта 1935 г. в Токио состоялось соглашение о продаже КВЖД на следующих условиях: Маньчжурия приобретает КВЖД за сумму 140 млн. иен + 30 млн. иен для советских служащих на КВЖД в виде выходных пособий, пенсий и т. д. Одна треть всей суммы вносится деньгами, а две трети — в форме поставок товаров японскими и маньчжурскими фирмами по заказу советского торгпредства в Японии в течение 3 лет. Японское правительство гарантировало выполнение этих условий со стороны Маньчжурии. Соглашением предусматривалось обеспечение интересов советских служащих и рабочих КВЖД. Советскому генеральному консульству в Харбине оставлялись в безвозмездное и бессрочное пользование земельные участки и здания, занимаемые им, а также участок и помещения, занимаемые сотрудниками консульства и принадлежащие КВЖД. Соглашение о КВЖД, как представлялось советской дипломатии, устраняло один из опасных объектов военных столкновений на Дальнем Востоке
[350]
В «Отчетном докладе XVII съезду партии о работе ЦК ВКП(б)» 26 января 1934 г. И.В. Сталин отметил по поводу отношений с Японией:
«Нельзя не иметь также в виду отношений между СССР и Японией, которые нуждаются в серьезном улучшении. Отказ Японии от подписания пакта о ненападении, в котором Япония нуждается не меньше, чем СССР, лишний раз подчеркивает, что в области наших отношений не все обстоит благополучно. То же самое надо сказать насчет перерыва переговоров о КВЖД, происшедшего не по вине СССР, а также насчет того, что японские агенты творят недопустимые вещи на КВЖД, незаконно арестовывают советских служащих на КВЖД и т. п. Я уже не говорю о том, что одна часть военных людей в Японии открыто проповедует в печати необходимость войны с СССР и захвата Приморья при явном одобрении другой части военных, а правительство Японии вместо того, чтобы призвать к порядку поджигателей войны, делает вид, что это его не касается. Не трудно понять, что подобные обстоятельства не могут не создавать атмосферу беспокойства и неуверенности. Конечно, мы будем и впредь настойчиво проводить политику мира и добиваться улучшения отношений с Японией, ибо мы хотим улучшения этих отношений. Но не все здесь зависит от нас. Поэтому мы должны вместе с тем принять все меры к тому, чтобы оградить нашу страну от неожиданностей и быть готовыми к ее защите от нападения. (Бурные аплодисменты.)»
[351].
Об опасности развязывания новой мировой войны в результате агрессивной политики Японии предупреждал нарком обороны СССР Ворошилов. Так, 10 февраля 1934 г., выступая на вечере танкистов в Центральном доме Красной Армии, К.Е. Ворошилов заявил: «Период мирной передышки заканчивается. Приближается начало новой империалистической войны… Я должен прямо сказать, что если бы японцы наступали на нас в прошлом году, мы и тогда имели довольно значительное количество танков на Дальнем Востоке, но использовать их так, как это мы сможем сделать теперь, сегодня, мы не смогли бы, потому что кадры у нас тогда еще были слабоваты. Теперь этот пробел мы восполнили…»
Выразив надежду, что в 1934 г. войны удастся избежать, он, тем не менее, заявил: «Японцы, как вы знаете, ведут себя довольно нахраписто. Тут могут быть всякого рода неожиданности. Японцы нас могут шантажировать в любой момент». Что касается возможного исхода этой войны, то нарком обороны сказал следующее: «…японцы не смогут, не должны с нами справиться. Здесь все будет зависеть от людей, от того, как мы будем использовать нашу технику, от того, насколько умело мы сумеем ее применить тактически, организационно и оперативно, насколько умело распорядимся нашими средствами борьбы
[352].
К 1935 г. общая численность вооружённых сил Востока (с учетом личного состава Морских сил Дальнего Востока и Амурской Краснознаменной военной флотилии) достигла 241 311 человек, количество танков, танкеток и бронемашин выросло до 2343, а боевых самолётов, с авиацией МСДВ — до 1438. «На Дальнем Востоке в результате огромных усилий, жертв и колоссальных затрат исчисляемых сотнями миллионов рублей была создана вооружённая группировка, которая по всем показателям превосходила численность Квантунской и Корейской армий Японии. В сухопутных войсках было 99 736 человек, в ВВС — 27.052, в коннице — 22 149, в мотомеханизированных войсках — 18 848 человек и гарнизоны УРов — 18 522 человека. ВВС имели 10 авиационных бригад и 18 отдельных эскадрилий. На их вооружении имелось 213 тяжёлых бомбардировщиков (ТБ-3 и ТБ-1), 325 истребителей и 133 морских разведчика. Половину боевых самолётов (701) составляли бипланы Р-5, которые стояли на вооружении легкобомбардировочных и штурмовых авиабригад. Стрелковые войска имели 14 стрелковых дивизий, из них кадровых — 9, территориальных — 2, колхозных — 3, отдельных стрелковых полков — 2. Стратегическая конница имела кадровых кавалерийских дивизий — 2, колхозных — 1 и один отдельный кавалерийский полк. Мотомехвойска ОКДВА имели один механизированный корпус, две отдельные механизированные бригады, три механизированных полка кавалерийских дивизий и 11 танковых батальонов стрелковых дивизий. Артиллерия РГК имела три полка и два отдельных дивизиона. Артиллерия ПВО была представлена одним полком и 11 дивизионами. Было также по нескольку батальонов связи, инженерных, инженерно-аэродромных и понтонных батальонов. Было построено восемь сухопутных укреплённых районов. На их вооружении имелось 328 орудий и 2376 станковых пулемётов. Таковы были итоги трехлетнего усиления ОКДВА в 1932–1934 гг.»
[353].
