Менее чем через год Мияги познакомился с белым американцем, которым оказался агент Разведывательного управления Джон Шермэн («Дон», «Профессор»), который и привлек Мияги к сотрудничеству с военной разведкой. Свел он знакомство с еще одним американским коммунистом, «Роем», видимо, также агентом Разведупра.
В один из сентябрьских дней 1933 года «Рой» и «Дон» явились к Мияги и сказали, что он должен без промедления отправиться в Японию. В октябре Мияги готов был отплыть из Соединенных Штатов, и Рой велел ему через три месяца вернуться. Мияги отправился в путь налегке, оставив свое личное имущество в Америке. Рой дал ему двести долларов на расходы и однодолларовую купюру, которую Мияги должен был предъявить в Токио человеку, который выйдет с ним на связь
[377].
13 октября 1933 г. Мияги прибыл в Иокогаму на пароходе «Буэнос-Айрес мару». Он снял комнату в доме друга и жил тем, что продавал свои картины. В Токио Мияги должен был читать ежедневную газету, издававшуюся на английском языке — «Japan Advertiser», обращая особое внимание на объявление о желании приобрести гравюры укиё-э старых мастеров, которое было сигналом к встрече.
В середине декабря Мияги наконец обнаружил объявление, которое повторялось с 14 по 18 декабря: «Срочно приобрету гравюры укиё-э старых мастеров, а также книги по этому вопросу на английском языке. Предложение отправлять: Токио, Japan Advertiser, п/я № 423».
Прочтя объявление, которое по поручению Зорге поместил Вукелич, Мияги явился в условленный день в бюро объявлений Иссуйся, где встретил «Жиголо», которому Мияги предъявил бумажный доллар с номером на единицу меньше имевшегося у Вукелича. Они договорились об очередной встрече перед входом в художественную галерею Уэно, куда вместе с Вукеличем пришел и Зорге. Об этой встрече Зорге указывал в отчете: «После невиданных еще до сих пор трудностей удалось, наконец, повидаться».
После одной или двух встреч Зорге, которого Мияги знал, как «Шмидта», или «Шмита», попросил его не возвращаться в Америку. Какие слова нашел Зорге, убеждая Мияги, неизвестно. Его аргументация в пересказе Мияги звучит слишком прямолинейно и неестественно: в Японии он был бы более всего полезен в служении тому делу, которому они оба преданы, — предотвращению войны между Японией и Советским Союзом
[378]. Мияги согласился не без колебаний, и в этом вновь проявился талант Зорге: уметь воздействовать на людей, находя нужные слова.
7 января 1934 г. Зорге писал в Центр: «Сообщите, пожалуйста, западному берегу, что это совсем исключено, что Джое (в тексте на немецком языке. — М.А.) до февраля-марта мог бы быть обратно… Я очень рассчитываю на этого молодого человека и имею большое доверие на его надежность и способности дальнейшего развития. Но на все это требуется здесь очень много времени».
«На первые месяцы он получил только задания устроиться на острове в качестве художника, — писал в отчете Зорге в 1935 г. — Одновременно я употребил последующие недели на то, чтобы основательно его изучить и оценить и на установление тесной личной дружбы, которая на востоке, безусловно, необходима. После того как последнее удалось, я мог поставить перед ним его действительные задачи».
Уже в январском письме 1934 г. «Рамзай» пишет о двух источниках информации: «222», который «производит очень хорошее и серьезное впечатление» и «230» — «очень часто болеет легкими, так что этот источник очень тормозит». В дальнейшей переписке Зорге с Центром эти номера не встречаются.
В этом письме Зорге вернулся к легализации своей и своего радиста: «Положение моего мастера все еще не улучшилось, так как он до сих пор еще никакого дела не создал. Мое положение улучшилось, так как одна значительная газета регулярно приводит мое дело на видном месте. Но это пока только одна, а я должен, конечно, иметь несколько застрахованных покупателей, чтобы я мог здесь держаться. В коммерческом отношении стою я тоже очень хорошо… К новому послу я на ближайшее время приглашен и т. д.».
Сформулировал Зорге и просьбу: «Дайте, пожалуйста, нашим друзьям в Америке поручение установить связь отсюда с хорошим американским журналом… — это было бы для меня здесь очень ценно, если бы я от времени до времени в одном хорошем американском журнале мог бы пустить статью о здешней стране».
«Встречаю еженедельно, вполне официально, при официальных беседах прессы представителя нашей прессы, — писал Зорге о своих журналистских контактах. — Теоретически было бы возможным связь с нашим официальным аппаратом через него установить и даже при больших затруднениях. Я лично против использования этой возможности и очень не рекомендую. Я это сообщаю Вам только на случай, если Вы захотите, по неизвестным мне причинам, в каких-либо случаях скорее добраться до меня. Я вижу в этой связи очень большую опасность. Понятно, что ваш представитель прессы меня не знает и считает за обычного идиота».
В письме Зорге обратился к Центру за помощью: «Я хочу вам напомнить и о вопросе помощи для меня. Если Вы никого до сегодняшнего дня не имеете в виду и если Вы намерены Джона из Ш[анхая] взять, что я слышал может быть возможным, тогда, если оба случая совпадают, я бы очень охотно имел бы Джона у себя. Но это опять-таки тяжеловатый вопрос насчет легализации. Я должен был бы Вас просить Джону непосредственно дать указания подготовить почву для его легализации здесь. Не забывайте, что я здесь имею так называемую мою профессиональную работу, которая все больше отнимает времени, что я должен поддерживать связь и что скоро начнется цифровая переписка.
Если вы считаете общее положение очень серьезным, как я тоже это делаю, то я непременно прошу срочно, чтобы сюда приехал еще один запасной мастер, а именно как можно скорее».
Под псевдонимом «Джон» скрывался соратник и подчиненный «Рамзая» по работе в Шанхайской нелегальной резидентуре Стронский.
Инструктаж по вопросам предстоящей деятельности в Японии, очевидно, был недостаточным. Зорге не были разъяснены разведывательные задачи резидентуры на начальный период. «[Разведывательные] Задачи группы могут быть разделены на две части. — Писал Зорге в «Тюремных записках». — К первой относятся задачи, поставленные нам в 1933 году в общем виде, и более подробные и конкретизированные — в 1935 году»
[379].
В январском письме 1934 года Зорге писал: «…Период власти милитаристов не так далек и его непосредственный или посредственный приход к власти в будущем довольно определенный. Это вело бы тогда к войне с нами, даже если Араки лично и не хотел бы, потому что более молодые элементы и особенно все в Маньчжурии не испугались бы 19.9.31 года, даже если против желания некоторых старых осторожных генералов. Я лично считаю положение очень серьезным, если я даже на предстоящую весну имею некоторые слабые надежды, что она пройдет без войны.
Тогда лето или даже неожиданный зимний поход. В этом вопросе я абсолютно не разделяю оптимизма некоторых посольств, точку зрения наших я не знаю. 222 сообщает, что он от авторитетного высокого чиновника SMR (ЮМЖД), который здесь был, узнал, что в Маньчжурии приступили к постройке трех важных стратегических железных дорог. Одна, исходящая из Кушани, в направлении Мэргень, малый Хинган и дальше к нашей северной границе. Вторая — исходит у Хайлина или Мулина в направлении на Хабаровск. 3-я идет от Тунляо в направлении Джехоли дальше к большой китайской стене к Пекину. Насколько этот проект уже созрел, еще не известно. Они могут быть только в начальной стадии. От этого же источника: приблизительно 600 штатских под руководством 60 солдат и офицеров одного батальона отправлены в Маньчжурию. Не имея дальнейших доказательств, утверждают иностранцы и местные, что последние 3 или 4 транспорта войск из Японии пошли не как смена возвращающимся, а как подкрепление».
