Свободное владение языком было бы полезно для меня лишь в беседах с высокоинтеллектуальными людьми, поскольку обыкновенные японцы говорили на некоем подобии «пиджин-инглиш». Кроме того, мне приходилось пользоваться услугами нашего посольского переводчика, когда я беседовал с теми японцами, которые не говорили ни на каком иностранном языке. И эти люди, как правило, оказывались намного более влиятельны, чем те из их земляков, которые легче поддавались иностранному воздействию»
[399].
«Когда Дирксен приехал в Т., я уже был своим человеком в посольстве и, таким образом, также и у него, — напишет Зорге в отчете. — Из этого развились с течением времени очень тесные взаимоотношения с посольством».
Дирксен и Зорге не могли не заинтересовать друг друга. Оба имели ученую степень и были людьми с обширными знаниями в различных областях. Объединяло их и участие в Первой мировой войне, они даже имели одинаковые награды — «Железный крест».
Дирксен рассчитывал с помощью Зорге заполнить существовавшую лакуну — отсутствие в посольстве специалиста по политическим проблемам. Это позволило бы ему беззаботно предаваться страсти к коллекционированию китайской керамики и восточного искусства. Посол-наблюдатель был далек от проблем современной Японии и не пытался в них разобраться. «Мои самые приятные воспоминания о Токио связаны с часами, а иногда и днями, проведенными за изучением или коллекционированием произведений восточноазиатского искусства»
[400], — признавался он в мемуарах. Будучи жестоко обманут в лучших чувствах, он ни словом не обмолвился в воспоминаниях о Зорге.
После шестимесячной командировки Ойген Отт вернулся в Берлин «не с пустыми руками». Его отчет оказался столь заслуживающим внимания, что военный министр фон Бломберг приказал ему доложить о результатах своей деятельности лично Гитлеру.
Из показаний генерал-майора Отта на допросе 18 февраля 1946 г.:
«ВОПРОС. Генерал, когда министр приказал прийти на встречу с Гитлером, были ли вам даны какие-то инструкции или указания на то, что от вас может потребоваться?
ОТВЕТ. Ни слова. Фон Бломберг только сказал: “Я бы хотел, чтобы ты отчитался перед Гитлером о результатах своего пребывания в Японии”. И я ответил: “Ваше превосходительство, последний раз, когда я виделся с Гитлером, я находился в явной оппозиции к нему, поэтому, возможно, он будет не очень рад видеть меня вновь”. Бломберг возразил: “Это уже моя забота, не беспокойся. У тебя будет всего 20 минут на разговор…”
ВОПРОС. Это была ваша вторая встреча?
ОТВЕТ. Да. На встрече с Гитлером присутствовали фон Бломберг, фон Нейрат, министр иностранных дел того времени, и, мне кажется, Фрич, командующий сухопутными силами.
…Я вошел в комнату и при общем внимании прочел свой отчет… Гитлер встал из-за стола, подошел ко мне, пожал руку и сказал: “Рад видеть вас снова. У нас была очень интересная встреча в Веймаре”. Таким образом, он явно дал мне понять, что мне не о чем беспокоиться. Вот так я доложил о своих впечатлениях о Японии и японской армии.
ВОПРОС. Могу ли я перебить вас. Вы помните, задавал ли он вам специфические вопросы касательно японской армии?
ОТВЕТ. … У него была карта Дальнего Востока, Маньчжурии, Японии, России, Сибири на его столе, и он постоянно на нее смотрел, и так как он был очень внимательным, я потратил не 20 минут, предоставленные мне, а 40. Военный министр смотрел на меня, как бы говоря: “Я приказал тебе докладывать 20 минут”. Я доложил Гитлеру о японской армии, давая свои оценки, как всегда я это делал, не расходясь с текстом документа. Основными характеристиками этой армии были полное послушание императору, очень большая готовность к самопожертвованию, несопоставимая с нашей армией, значительная отсталость в вооружении и уровне подготовки личного состава, ограниченный политических кругозор японских офицеров.
В конце концов он сказал мне: “С большим интересом выслушал ваш доклад. Накануне мне докладывал военный атташе из Москвы, который высказал мысль, что японское давление на Россию ни в коей мере не повлияет на отношение России к европейскому порядку”. Я задал вопрос: “Что вы имеете в виду?” Он ответил: “Я думаю, это неверное мнение”. Я возразил ему “Я соглашусь с этим человеком. Лично я не считаю, что боевые действия на Дальнем Востоке могут повлиять на военную обстановку на западе России или на ее западной границе”. — “Но почему?”, — спросил он меня. И я пояснил: “Потому что это очень далеко, и у этой Сибирской Армии есть проблемы, связанные с источниками снабжения, и для решения они создают свою собственную военную промышленность, потому что знают, что будут не в состоянии послать войска с запада России или ее западных границ в этот далекий район, потому что у них на данный момент имеется единственная одноколейная дорога”. Тогда фюрер сказал мне: “Я не верю в это. Я думаю, что это (японское давление на Россию. — М.А.) окажет очень сильное влияние”.
ВОПРОС. То есть во второй раз вы не согласились с ним, и вы ему об этом сказали?
ОТВЕТ. Да, и военный министр смотрел на меня так, как будто говорил: “Ты в своем уме, перечить Гитлеру”. И тогда я сказал фюреру: “Я не могу согласиться с вами. Я имею на то основание и свое собственное объяснение”. Тогда он неожиданно закончил обсуждение моего доклада и сказал: “У меня одно мнение, а у вас — собственное. Только будущее покажет, кто из нас прав”. Я ответил: “Соглашусь с вами”. И я считаю, что будущее подтвердило мою правоту…
Я должен добавить, что участники этой встречи, ни военные, ни министр иностранных дел не затронули тему сотрудничества с Японией в то время. Это было, я думаю, первой общей информацией о Японии. Но Гитлер был хорошо осведомлен, если судить по вопросам, им задаваемым по моему докладу. Я был изумлен, насколько точно он проник в суть доклада. Должно быть, он изучал самостоятельно ситуацию на Дальнем Востоке ранее.
ВОПРОС. Но ничто в этом обсуждении не навело вас на мысль, что, рассматривая Дальний Восток, он рассматривал какие-либо южные направления движения японской армии?
ОТВЕТ. Нет, ничего. И то же самое, в том, что касается военных действий против России в то время.
ВОПРОС. Так вы считаете, что на тот момент, так называемый, трехсторонний пакт не рассматривался?
ОТВЕТ. Конечно, нет.
ВОПРОС. Потом вы вернулись в Немецкое посольство в городе Токио в 1934 году?
ОТВЕТ. Да.
ВОПРОС. И это было после вашей встречи с Гитлером?
ОТВЕТ. Да.
ВОПРОС. И вы получили новое назначение как заслуженное, в отличие от назначения, которое получили, когда только приехали?
ОТВЕТ. Да, военный атташе…
ВОПРОС…У вас были секретные указания?
ОТВЕТ. У меня не было никаких секретных указаний. Я меня были инструкции, которые даются всем военным атташе, делать все возможное, чтобы наладить дружественные отношения с армией страны пребывания, изучать состояние этой армии и находиться в распоряжении посла, готовым выполнять любые его поручения… В том, что касается сотрудничества с Японией, я спросил у военного министра Бломберга, покидая его кабинет, согласен ли он со следующей формулировкой моей миссии: “Японский меч нужно всегда держать обнаженным, не возвращая его в ножны” (выделено мной. — М.А.). Я подчеркнул это, и Бломберг сказал мне: “Я думаю, что это потрясающая формулировка нашей идеи”»
[401].
