По словам другого японского дипломата Сигемицу Мамору, впоследствии министра иностранных дел: «Японская армия поддерживала секретное приложение, рассматривая Антикоминтерновский пакт как военное соглашение. Немцы, с другой стороны, очевидно, придавали большее значение использованию японской мощи в широком плане, им пакт представлялся как компонент их дипломатической стратегии», т. е. также для проведения совместной политики против крупных капиталистических держав. Что касается западных политиков, то они приветствовали «Антикоминтерновский пакт» как успех политики «баланса сил». У. Черчилль в статье, опубликованной 27 ноября 1936 г., отмечал: «Опасность русско-германского соглашения за счет западных стран определенно исчезла».
Советский Союз для Германии и Японии представлялся главным противником, всемерно поддерживавшим коммунистическое движение и всемерно препятствовавшим их дальнейшей экспансии, направленной у Германии на пересмотр Версальского договора, а у Японии — на укрепление ее позиций в Китае. Открыто афишировать направленность пакта против Советского Союза ни Германия, ни Япония не считали возможным, это грозило разрывом экономических, а возможно, и дипломатических отношений, в чем они не были заинтересованы
[480].
Косвенно пакт был, несомненно, направлен также против Франции и Великобритании. Поскольку в правительстве Франции участвовали коммунисты, положения «Антикоминтерновского пакта» можно было при желании распространить и на нее. К Великобритании это не относилось, но германо-японское сближение не давало Лондону свободно действовать в Европе, в то время как от Японии в Азии исходила угроза для британских владений.
Более чем скромное содержание текста «Соглашения против коммунистического “интернационала”» наводило на мысль, что за ним скрывалось нечто большее. 28 ноября на VIII чрезвычайном съезде Советов, обсуждавшем проект новой Конституции, нарком иностранных дел Литвинов в своем выступлении дал подробные разъяснения по важнейшим международным проблемам и обстоятельно прокомментировал «Антикоминтерновский пакт».
«Люди сведущие, — говорил Литвинов, — отказываются верить, что для составления опубликованных двух куцых статей японо-германского соглашения необходимо было вести переговоры в течение 15 месяцев, что вести эти переговоры надо было поручить обязательно с японской стороны военному генералу, а с германской — сверхдипломату и что эти переговоры должны были вестись в обстановке чрезвычайной секретности, втайне даже от германской и японской официальной дипломатии…
Что касается опубликованного японо-германского соглашения, то я рекомендовал бы не доискиваться в нем смысла, ибо соглашение это действительно не имеет никакого смысла по той простой причине, что оно является лишь прикрытием для другого соглашения, которое одновременно обсуждалось и было парафировано, а, вероятно, и подписано, и которое опубликовано не было и оглашению не подлежит. Я утверждаю, с сознанием всей ответственности моих слов, что именно выработке этого секретного документа, в котором слово “коммунизм” даже не упоминается, были посвящены 15-месячные переговоры японского военного атташе с германским сверхдипломатом… Все это свидетельствует о том, что «Антикоминтерновский пакт» фактически является тайным соглашением, направленным против Советского Союза… Не выиграет также репутация искренности японского правительства, заверившего нас в своем стремлении к установлению мирных отношений с Советским Союзом»
[481].
За три месяца до подписания «Антикоминтерновского пакта» — 7 августа 1936 г. — Советом пяти министров были приняты уже комментируемые «Основные принципы национальной политики», в которых, как это ни странно, не оказалось даже намека на основные положения немецко-японского договора, который был подписан 25 ноября этого же года.
В «Тюремных записках» Зорге рассматривает подготовку и подписание «Антикоминтерновского пакта», в общем контексте становления японо-германского союза. Отсюда и преувеличение его значения: «Уже на самом первом совещании по так называемому Антикоминтерновскому пакту стало ясно, что как германские правящие круги, так и влиятельные японские милитаристские лидеры хотят не просто политического сближения двух государств, а, насколько возможно, тесного политического и военного союза. Несомненно, что при этом главным пунктом, связывающим оба эти государства, являлся СССР, или, выражаясь точнее, их противостояние Советскому Союзу. Поэтому задача, поставленная мне Москвой по изучению японо-германских отношений, проявилась в совершенно новом свете. До меня давно доходили слухи о том, что идут секретные переговоры между послом Осимой и министром иностранных дел Риббентропом в Берлине, поэтому задача наблюдения за отношениями обоих государств не могла не стать одной из важнейших в моей работе. Тем более, что эти переговоры, как сейчас хорошо известно, проводились о заключении не только Антикоминтерновского пакта, но и подлинного союза. Переговоры проходили через различные этапы, и одновременно менялась международная обстановка, и в течение всего периода моего пребывания в Японии эти проблемы постоянно требовали максимального внимания с моей стороны»
[482].
В своих показаниях Зорге дает понять, что его собственное влияние на Отта сыграло некоторую роль в том, что Отт довольно равнодушно воспринял подписание этого документа. «Конечно же, — показывал Зорге, — я был категорически против самой идеи заключения этого альянса, и я сделал все, что мог, чтобы повлиять на отношение к нему посла фон Дирксена и полковника Отта и настроить их против этого пакта». И следом он разбирает аргументы, которые он использовал в своих попытках повлиять на их взгляды. Он напомнил им о «политике Бисмарка, традиционной политике Германии: союз с Россией против Англии и Франции». Он указывал на опасность оказаться связанным в военном смысле с Японией, погрязшей в последствиях событий 26 февраля. Внутреннее положение японской армии было «весьма шатким». Более того, было бы неверно полагать, что советское правительство находится на краю краха или что Красная Армия — немощна. И, наконец, он заявил, что переговоры о японско-германском военном союзе представляли собой в конечном итоге «рискованное предприятие, начатое Осимой и Риббентропом для удовлетворения их личных амбиций»
[483].
«Мои усилия не пропали даром, и отношение Отта к альянсу было достаточно скептическим, хотя посол фон Дирксен, естественно, выступал за заключение альянса, и на его мнение мне повлиять не удалось».
Не следует исключать, что в 1936 году взгляды Зорге на германо-японский альянс против России, которые он и не думал скрывать, совпадали с теми, к которым так или иначе склонялся и полковник Отт. Однако даже, если Зорге просто укрепил Отта в его собственных убеждениях, немаловажна сама попытка повлиять на его позицию.
