На последней сессии парламента (май 1936 г.) министр колоний Нагата и министр иностранных дел Арита солидаризировались с устремлениями военно-морских кругов в “южном направлении”»
[510].
«Японская агрессия в Северном Китае лучше всего показывает, как глубоко ошибаются те реакционные империалистические круги Англии и США, которые надеются локализовать японскую агрессию на материке в одном — “северном направлении”, т. е. антисоветском, — направлении»
[511]. — Отмечали Е. Иоган и О. Танин.
Авторы книги «Когда Япония будет воевать» при оценке темпов и размаха подготовки антисоветской войны, отмечают следующее: «… среди японской буржуазии существуют влиятельные и не малочисленные группы, которые считают, что для обеспечения японских экономических интересов на Советском Дальнем Востоке более надежным, имеющим большие шансы на успех является не военная авантюра, а путь укрепления и развития японо-советских экономических отношений.
Сдержанность, по крайней мере, в вопросе о сроках антисоветской войны среди известных групп японской буржуазии питается рядом более существенных соображений, чем надежды на получение экономических выгод мирным путем.
Решающее значение имел огромный рост политической, экономической и военной мощи Советского Союза и рост его международного авторитета. Влиятельные группы в лагере господствующих классов Японии уже с 1933–1934 гг. стали сознавать, что война с Советским Союзом, какими бы заманчивыми не представлялись цели этой войны, может закончиться катастрофой для Японской империи»
[512].
Казалось бы, понимание рисков, с которыми будет сопряжена война с Советским Союзом, появилось и у военного руководства. В «Памятке о русско-японской войне», выпущенной военным министерством Японии в феврале 1936 г., РККА характеризовалась следующим образом:
«Дух, боеспособность, культурность и сплоченность Красной армии несравнимы с царской армией, которая раздиралась противоречиями между солдатами и офицерством… Технически передовая Красная армия опирается на хорошо развитую в результате выполнения пятилеток военную промышленность и тяжелую промышленность вообще…»
[513].
18 февраля 1936 г. японский кабинет заслушал специальный доклад военного министерства о состоянии вооруженных сил СССР на Дальнем Востоке. Японские газеты передавали содержание этого доклада в следующих выражениях:
«Дальневосточная Красная армия насчитывает 200 тыс. человек. Она вооружена 900 самолетами, в том числе сверхтяжелыми бомбардировщиками, 900 танками и свыше 500 броневиками.
С 1932 г. Советы выстроили форты известные под названием “точек” на стратегических пунктах вдоль границы. Общая стоимость этих работ оценивается свыше 1,6 млрд. иен. Сейчас уже имеется свыше тысячи «точек» … Прогрессирует развитие морской базы во Владивостоке, где уже имеется свыше 50 подводных лодок и некоторое количество других кораблей… Военная пропускная способность железных дорог на Дальнем Востоке увеличилась вследствие прокладки вторых путей Сибирской железной дороги. Сейчас пропускная способность в 5–7 раз больше, чем во время русско-японской войны.
В результате пятилетнего плана военная промышленность СССР революционизирована, и этот процесс еще больше усилился стахановским движением, которое за последнее время сделало заметные успехи»
[514].
Капитан Мияке Цюдзи в статье, опубликованной «Асахи» еще в марте 1933 г. писал:
«Так как расстояние между Владивостоком и Токио составляет примерно 1000 км, то советские бомбовозы могут легко перелететь через Японское море, произвести бомбардировку разных пунктов на острове Хонсю и вернуться обратно во Владивосток. Подводные же лодки в случае нужды могут перерезать связь между Японией и континентом и нанести ущерб внешней торговле Японии. Говорят, что с давних пор идеи русских о войне заключаются в том, чтобы одновременно с началом войны крупными воздушными силами произвести бомбардировку важнейших городов и промышленных центров неприятеля и в самом начале лишить этим неприятеля намерений воевать. Если это является фактом, то надо быть готовым к тому, что, если обе страны начнут войну, важнейшие города Японии и Маньчжоу-Го, как Токио, Осака, Нагоя, Фукуока или Синьцзян и Мукден, подвергнуться бомбардировке со стороны воздушных сил.
Затем, если мы подумаем о том, как во время мировой войны германские подводные лодки расстраивали торговлю союзников в Средиземном море и Атлантическом океане и как японский флот почти всеми силами должен был охотиться за одним германским крейсером “Эмден”, то, если советских подводных лодок только несколько штук, мы не можем быть особыми оптимистами в отношении роли этих подводных лодок в случае войны…
С тех пор, как капитан Мияке высказал эти соображения, “угроза со стороны Владивостока” не сходит со страниц японской военной и общей печати. Идея о необходимости ликвидации этой угрозы “внедряется” в широкие круги населения и составляет важный элемент в морально-политической подготовке войны против СССР»
[515].
Под впечатлением событий на границах СССР и МНР газета «Дзи-Дзи», «отражавшая взгляды буржуазных кругов», писала в апреле 1936 г.:
«Благодаря первому и второму пятилетним планам советская военная промышленность сделала замечательные успехи. Современная советская армия, конечно, далеко превосходит царскую армию, которая была самой большой в мире. Вдоль советско-маньчжоугоуской границы расположены огромные силы. Москва, очевидно, стремится настолько усилить Дальневосточную армию, чтобы она была достаточно сильна для войны на Дальнем Востоке без подкреплений на Дальнем Востоке, а японская авиация и танковые войска еще меньше поддаются сравнению с соответственными советскими силами…»
[516].
«Военщине приходится затрачивать немало усилий — указывают Иоган и Танин, — для преодоления колебаний среди буржуазии, для целеустремленной концентрации всех средств государственной политики на задаче скорейшей подготовки войны против СССР, для объединения под своим руководством общественного мнения Японии. Судя по практическим, осуществляемым Японией темпам перевооружения и реорганизации своей армии, подготовке маньчжурского плацдарма, важнейшим мероприятиям внутренней политики и общей внешнеполитической линии — военщина с этими задачами справляется, хотя, может быть, и не так быстро, как ей этого хотелось бы. …
Не являясь еще безраздельным носителем власти, не осуществив еще полностью своих планов установления военно-фашистской диктатуры, военщина, в особенности после событий 26 февраля, направляет усилия в с е г о государственного аппарата Японии на разрешение задач подготовки войны против СССР и в весьма широких масштабах привлекает крупнейшие группы финансового капитала к осуществлению этих задач. Следовательно, должна существовать причина, позволяющая военщине стать центром, организующим и направляющим новый этап японской агрессии. Причина эта заключается в том, что проблему войны против СССР военщина ставит как предпосылку осуществления всей паназиатской программы японского империализма»
[517].
