Такого рода антисоветские сборища латышей-националистов были все годы, примерно в [с?] 1923 года. Иногда бывал на них и я, когда находился в СССР. Организационно я связался с латышской подпольной организацией лишь в 1935 году.
ВОПРОС. При каких обстоятельствах Вы вступили в фашистско-шпионскую организацию?
ОТВЕТ. В 1935 г. я прибыл из Токио, где находился с начала 1932 года в должности военного атташе, в Хабаровск на маневры ОКДВА, я встретился там с бывшим начальником разведотдела ОКДВА ВАЛИНЫМ-ГАЙЛИСОМ.
Я уже говорил в своих предыдущих показаниях, что через ВАЛИНА-ГАЙЛИСА, после отъезда ТАИРОВА из ОКДВА, я был связан с центром военного заговора (ГАМАРНИКОМ) и получал указания по своей подпольной и разведывательной работе.
В беседе о моей деятельности, как представителя антисоветского военного заговора в Японии, ВАЛИН-ГАЙЛИС заявил, что ему от БЕРЗИНА известно о моем участии в группе латышей в Москве. ВАЛИН-ГАЙЛИС рассказал мне, что латыши в Разведупре и в других советских органах и РККА, сплотились в подпольную националистическую организацию. <…>
Он назвал мне тогда как руководителей латышской организации кроме БЕРЗИНА, РУДЗУТАКА, БАУМАНА, ЭЙДЕМАНА, АЛКСНИСА и МЕЖЛАУКА.
Касаясь целей и задач организации, ВАЛИН рассказал, что в общей оценке перспектив на свержение советского строя в СССР для меня задачи латышской организации принципиально нового ничего не представляют: “Вы являетесь уже участником военного заговора и Вам как латышу сам бог велел принять участие в латышской организации. Ведя антисоветскую работу, Вы, прежде всего, должны, не раскрывая Ваших карт, действовать в интересах латышской организации”.
Он рассказал далее, что латышская организация через участников организации в Разведупре, связана с некоторыми иностранными правительствами, помогает им в их борьбе против СССР, взамен чего центр латышской организации имеет твердые заверения о поддержке самостоятельности и об увеличении территории Латвии, после разгрома СССР в будущей войне.
ВАЛИН мне сказал, что в основном латышская организация ориентируется в своих международных связях на Германию, исходя из направления политики Гитлера и из совпадения основных программных установок у латышской организации и у национал-социалистов, заинтересованных и экономически, и политически в Латвии <…>».
15 марта 1938 года Военной Коллегией Верховного Суда СССР комдив Ринк был осужден по ст. ст. 58-1 «б», 58-8 и 58–11 УК РСФСР к расстрелу и приговор привели в исполнение в тот же день. И.А. Ринк был посмертно реабилитирован 30 июня 1956 года.
В ноябре 1937-го Сталин дал санкцию на арест бывших начальников военной разведки Урицкого и Берзина. Поручив их допросы Николаеву, Ежов с помощью сфабрикованных показаний формировал у Сталина убежденность, что сотрудники военной разведки, включая ее высшее руководство, действительно работали на иностранные разведслужбы.
Влияние Ежова и его ведомства возросло настолько, что Ворошилов даже не попытался защитить от ареста начальника Разведуправления комкора С.П. Урицкого
[578].
В ночь на 1 ноября 1937 года был арестован заместитель командующего войсками Московского ВО комкор С.П. Урицкий. Еще 11 июня, через два дня после того, как он был освобожден от руководства Разведывательным управлением РККА, Урицкий направил Сталину личное письмо, в котором попытался охарактеризовать свою деятельность в течение двух с лишним лет на посту руководителя военной разведки: «…Мне не удалось за это время создать такую советскую военную разведку, какая была бы достойна нашей партии и нашего государства. Не справился с этим.
Не для оправдания, очень прошу верить этому, а для того, чтобы Вы были еще больше в курсе наших дел, должен доложить: прием мною дела разведки весною 1935 г. происходил в обстановке огромных провалов:
а) Шанхайский провал, задевший свыше 100 человек;
б) Копенгагенский провал с арестом около 10 кадровых работников Разведупра;
в) провал в Берлине, где был обезглавлен крупнейший источник в воздушном министерстве (теперь Штейнбрюк признал, что он его выдал);
г) раскрытие группы террористов в Разведупре во главе с Чернявским.
С кадрами было плохо. Школы еще не развернулись, за границей кадры не готовились, учета людей не было (многих людей приходилось “находить”), вся сеть была в не рабочем состоянии, резидентов не было, нелегальная радиосеть, имеющая огромное значение для предупреждения неожиданностей, была в зачатке (8 нелегальных радиостанций в 1934 г. и 74 — в 1937 г.).
Стояла также трудная задача ликвидации старых провалов, как миланского, финского и чудовищного парижского провала 1933 г., необходимо было вытаскивать людей, локализовать развитие этих провалов. Взялся за чистку. Вычистил из разведки свыше 300 человек. Не довел этого дела до конца. Долго терпел рядом с собой таких шпиков, как Артузов, Штейнбрюк, Карин, пришедших из НКВД, и оставшихся мне в наследство разведупровских шпиков — Юревича, Максимова, Кидайша и еще многих других (выделено мной. — М.А.). Что эти люди, Артузов и другие, плохо работали, я скоро обнаружил. Тов. Ворошилов Вам подтвердит, я ему об этом неоднократно докладывал еще до их разоблачения. С Вашей и тов. Ворошилова санкции они были уволены, но что они шпики — я не вскрыл. Этому оправдания нет.
Но для будущей здоровой, работоспособной разведки нужно дать начальнику разведки контрразведывательные возможности, чтобы он мог проверить своих людей, наблюдать за ними, вскрывать интриги врагов, потому что разведка — самый лакомый кусок для противника. Я же проверял людей через Ягоду, Гая и им подобных.
К убеждению, что разведка без органической связи с контрразведкой осуждена на провал, я пришел примерно через год моей работы. Несколько раз об этом докладывал тов. Ворошилову. Моя вина, что не поставил этого вопроса перед Вами квалифицированно, как следует. Помимо того, что Артузов и его кампания были шпионами, они почти не работали, Артузов за все время не работал более 9 месяцев, сказываясь больным. Тоже и Карин. Они ни одного дела не доводили до конца; с группой молодых работников, также недостаточно опытных, как и я, приходилось тащить дело, а дела было много и помимо агентурной работы: то маленькая война в Монголии с японцами, то отнявшая много сил операция по связи с китайской Красной армией, то Сянь-цзянские дела (ведь в Монголии и в Сянь-цзяне, за десяток тысяч километров имеются военные силы — мы их обеспечивали инструкторами, снабжали, помогали строиться. Вы в свое время эту работу Разведупра специально отметили).
Наконец, вот уже год аппарата Разведывательного Управления под Вашим почти повседневным руководством выполняет задания по испанским делам. <…>
Провалы в нашей разведывательной работе велики. Моя вина в этом огромная, но по правде докладываю, что на месте мы не стояли и в этой области. За эти два года мы вовлекли в нашу работу более тысячи человек молодых, в большинстве преданных партии людей, из них большая часть командиров, развернули (правда, далеко еще до хорошей) подготовку кадров. <…>
