Лично я понял действительную причину моего увольнения: эта причина может заключаться только в одном — в сокрытии мною факта расстрела моего отца в 1919 году.
Настоящим заявлением я хочу изложить подробно всю историю моего обмана и просить заслуженной мною строжайшей кары. <…>
Из 37 лет своей жизни я 19 прослужил в РККА… я работал как честный большевик, отдавая работе всего себя полностью, без остатка. В отношении моей работы у меня на совести нет ни одного хотя бы самого малейшего пятна. Я не хвастун, да и не место сейчас было бы хвастаться, но я с гордостью могу сказать, что все 19 лет я жил не для себя, а только для партии и родины, что каждую даже самую маленькую работу я делал так, как учит СТАЛИН.
Тов. НАРОДНЫЙ КОМИССАР! Прошу дать мне возможность смыть пятно тяжелого преступного обмана, которое гнетет меня 19 лет. Я не являюсь социально-опасным — это доказывает моя девятнадцатилетняя работа, но я не заслуживаю доверия, как малодушный обманщик. Я прошу Вашего распоряжения, чтобы меня арестовали и отправили в самые тяжелые условия, на наиболее тяжелые работы, чтобы я смог снова получить доверие родины и партии и доказать, что я в любых условиях останусь навсегда человеком, преданным делу Ленина-Сталина, а если потребуется, то и отдам свою жизнь за это дело.
М. СИРОТКИН / «СЕМЕНОВ» /
Москва, Сивцев Вражек, д. 29, кв. 111».
20 октября 1939 г бывший начальник 7-го (японского) отделения 2-го отдела майор в отставке М.И. Сироткин был арестован. «Признание» о шпионаже в пользу Японии «вырывали» у Сироткина на очных ставках.
«ПРОТОКОЛ ОЧНОЙ СТАВКИ
Между арестованными СИРОТКИНЫМ Михаилом Ивановичем и КЛЕТНЫМ Александром Михайловичем
От 22 октября 1939 года
Очная ставка начата в 16 час. 20 мин. окончена 17 час. 20 мин
ВОПРОС СИРОТКИНУ. Когда вы были завербованы для шпионской работы против СССР?
ОТВЕТ. Шпионом я не был никогда и для шпионской работы против СССР меня никто не вербовал.
ВОПРОС КЛЕТНОМУ. Верно говорит СИРОТКИН?
ОТВЕТ. Нет, неправильно. О том, кем он был завербован, мне неизвестно, но то, что он был причастен к шпионской работе в пользу японской разведки, мне стало известно в 1936 году. Я лично был с ним связан непосредственно, связь была кратковременна.
ВОПРОС КЛЕТНОМУ. СИРОТКИН передавал вам шпионские материалы?
ОТВЕТ. Да, это было в 1937 году.
ВОПРОС СИРОТКИНУ. Вы и теперь будете отрицать шпионскую связь с японской разведкой?
ОТВЕТ. С японской разведкой я связи никогда не имел…»
«ПРОТОКОЛ ОЧНОЙ СТАВКИ
между обвиняемыми СИРОТКИНЫМ Михаилом Ивановичем и ШЛЕНСКИМ Павлом Дмитриевичем
от 25-го октября 1939 года
Начата в 22 часа 40 мин. Окончена —
ВОПРОС СИРОТКИНУ. Вам предъявлено постановление об избрании меры пресечения. Вы знаете, в чем вы обвиняетесь? Признаете вы себя в этом виновным?
ОТВЕТ. Нет. Категорически отрицаю.
ВОПРОС ШЛЕНСКОМУ. Известно вам о преступной деятельности СИРОТКИНА?
ОТВЕТ. Да, известно. Мне известно, что СИРОТКИН был связан с японской разведкой. Он вел работу в пользу японской разведки.
ВОПРОС ШЛЕНСКОМУ. Когда вам стало известно о том, что СИРОТКИН японский шпион?
ОТВЕТ. О том, что СИРОТКИН японский шпион, мне стало известно после моего возвращения в СССР из Японии, в начале 1937 года.
ВОПРОС СИРОТКИНУ. Будете вы рассказывать о своей шпионской работе?
ОТВЕТ. Я шпионом никогда не был.
ВОПРОС ШЛЕНСКОМУ. О шпионской связи СИРОТКИНА с японской разведкой вы знали с чьих-либо слов или лично с ним беседовали по этому вопросу?
ОТВЕТ. О том, что СИРОТКИН работает в пользу японской разведки, я знал со слов бывших работников РУ РККА — ВАЛИНА и ЛЕЙФЕРТА. Во второй декаде июля 1937 года я установил личную шпионскую связь с СИРОТКИНЫМ. …».
Из Протокола допроса обвиняемого СИРОТКИНА Михаила Ивановича от 10–11 декабря 1939 года: «Допрос начат в 22 часа 40 минут.
ВОПРОС. Следствие располагает данными о вашей шпионской работе в пользу японской разведки, вас уличали в этом на очных ставках ваши сообщники по шпионской работе КЛЕТНЫЙ и ШЛЕНСКИЙ.
Скажите, какие мотивы побуждают вас продолжать скрывать о своей предательской работе и утаивать своих сообщников?
ОТВЕТ. Я не хочу больше запираться, хочу полностью и чистосердечно рассказать о проводимой мной шпионской работе в пользу Японии и о своих сообщниках. Я хочу сбросить с себя позорнейший гнет, который ношу два с половиной года. Буду говорить все до последней мелочи.
ВОПРОС. Почему вы сразу после ареста не встали на путь признания?
ОТВЕТ. Пытался обмануть следствие и увернуться от ответственности.
ВОПРОС. С какого времени вы встали на путь предательства и измены?
ОТВЕТ. На путь предательства и измены я встал с марта месяца 1937 года.
ВОПРОС. Расскажите, какие обстоятельства предшествовали этому?
ОТВЕТ. С марта месяца 1937 года я являюсь шпионом японской разведки. Меня завербовал в марте месяце 1937 года быв. в то время военный атташе в Японии РИНК Иван Александрович. Вербовка произошла при следующих обстоятельствах: как я показывал на предыдущих допросах я с мая месяца 1936 года проходил стажировку в Японии, как стажер-лингвист.
В марте месяце 1937 года я должен был выехать из Токио на последние два месяца стажировки в гор. Киото.
Примерно за день до отъезда я явился представиться по случаю отъезда к РИНКУ в его кабинет. РИНК завел со мной разговор о предстоящей моей работе в Киото, о том, какими переводами я буду заниматься. Потом РИНК спросил, не скучаю ли я по дому, по семье и когда я ответил, что скучаю, то он сказал: “Ну, вот в Киото развлечетесь немного, только смотрите, не заводите шашни с полицией”. Я сказал, что, кажется, своим поведением я не заслуживаю такого напоминания. РИНК засмеялся и сказал: “Я, конечно, шучу. Я ведь отлично знаю вас, как отличного и честного работника. Я ведь знаю вас больше, чем вы думаете. <…> знаю и то, что вы обо мне не очень хорошего мнения как о военном атташе”. Я почувствовал смущение и одновременно удивление <…> Я не знал, что сказать, РИНК же продолжал: “Ну, ничего, не смущайтесь, это не так страшно. Я знаю даже и то, что вы состоите в секретной разведывательной организации, работающей в контакте с японской разведкой”.
Я был огорошен, не понимая, шутка это или же РИНК говорит, что-то страшное, с кем-то меня путает. Я что-то сказал, что здесь какое-то недоразумение или что-то в этом роде. РИНК засмеялся: “Ну, если не состояли, то будете состоять с сегодняшнего дня”. Я опять что-то пробормотал, спросив, как все это понимать. Ринк ответил: “Я уже сказал вам, что знаю вас как отличного честного работника, но как разведчик вы еще зелены и никуда не годитесь. Мы сделаем из вас настоящего разведчика. Хорошо ли вы знакомы с агентурной разведкой?” Я ответил, что знаком теоретически. РИНК сказал: “Ну, теория одно, а практика — другое. Не думайте, что агентурная разведка ведется так, как пишут в книгах. На практике мы ведем разведку в контакте с японской разведкой. Мы даем сведения ей, а она нам, и не только в Японии, а и в других странах ведется так разведка нашим управлением. Да и не только управлением, так ведут разведку и в НКИД, и в Коминтерне, так же работают и контрразведка НКВД”. Я удивился и спросил: “Какой же смысл такой разведки? Зачем командованию такие сведения?” РИНК отвечал: “Ну, не будьте наивны, речь идет о нашей секретной организации, а не системе вообще”.
