Сокращая и преобразуя агентурную сеть, Римм и Стронский пытались её развивать. 22 июня в письме, адресованном в Центр, они сообщали: «Группа 101 закончила отсеивание своих местных сотрудников, исключив 102, 103 и 104. Вместо этих в качестве переводчика он нашёл профессора … /113/ прекрасно владеющего английским языком и справляющегося с работой лучше указанных трёх. К группе 101 придана 501. Если только нам позволят наши бюджетные возможности, мы думаем 501 послать обратно в Кантон восстановить свои старые связи. Это тем более необходимо, что противоречия между нанкинским правительством и юго-западным блоком все более обостряются».
Из новых «внешних» связей 101-го был выделен 205-й, личный друг 101-го, работавший уже несколько лет в Министерстве иностранных дел. «В этом году он получил повышение и доступ к секретным документам. 101 установил с ним связь в конце мая. От него все информационные донесения шанхайской полиции. С ознакомлением с этими материалами просим прислать нам оценку этого источника», — отмечали «Джон» и «Пауль».
«Для разгрузки № 101 и ликвидации некоторых трений», происходивших между ним и агентом под № 107, последний был выделен в самостоятельную группу. В эту группу вошли, помимо № 107, «№ 110, младший брат 107-го, следит за кит[айской] прессой и даёт нам дневные и недельные сводки о Красных, правительственных войсках и политических новостях, он же имеет связь через № 111 к фашистской организации “синеблузники”. В предыдущей и настоящей почте вы находите материалы от него».
В «Характеристике» «Рамзая» под № 107 значились «ряд офицеров военной академии, которые поставляют нам книги и учебный материал». Будущий предатель китаец Лу Хайфан (Lu Hai-fang, Loh Hai Pahg; член компартии Китая, в 1927 г. состоял на работе в политическом отделе 11-й армии /корпуса/), которому Римм и Стронский присвоили № 107, был известен ближайшим помощникам Зорге — № 1, 101 и 501 — и именно он завербовал 701-го, «полковника штаба 19-й армии», который «использовался как военный информатор». № 107 в резидентуре Римма и Стронского получит № 103 в резидентуре Бронина.
Страсть к смене номеров была характерна и для Зорге, который неоднократно менял нумерацию своих агентов. Подобная чехарда ставила в тупик Центр, которому приходилось гадать, что за личность скрывается под тем или иным номером. И догадка далеко не всегда соответствовала действительности. Что скрывалось за манией перемены номеров, своеобразное понимание правил конспирации? Когда это делали Римм, Стронский и Бронин, они, по-видимому, прерывали преемственность с резидентурой Рамзая, представляя её как совершенно новую, появившуюся при них.
22 июня Римм и Стронский писали, что провели «дальнейшую отборку людей и этим путём значительно освободили аппарат от пассивного балласта». «Думаем, что работа севера от этого не пострадает, а, наоборот, даст возможность № 601 лучше разработать имеющиеся у него связи и найти новые, более полезные. В финансовом отношении это сокращение значительной роли не играет, т. к. ставки кит. сотрудников слишком незначительны. Политическая перемена обстановки на севере наших существующих связей не задела. Перед 601-м поставлена теперь задача обеспечить себя новыми связями во вновь создаваемых правительственных и военных органах». Жена № 601, № 602 готовилась «на мастера» — радиста. Предполагалось, что она закончит учебу месяца через полтора. Это предоставляло «возможность открыть на Севере мастерскую местными средствами» и обеспечить «связь с Севером и своевременно использовать их информацию». Организационные перемены выглядели следующим образом: «устранены № 621, 622, 623, 624, 625, 627; изменены № раньше 631, 629, 626, 628, 630, теперь — 607, 608, 631, 632, 633, 641. Остальные № остаются те же». При этом перечисленные изменённые номера уже менялись.
28 июля Центр наконец обратил внимание на чехарду с номерами агентов. «Нумерация Вашей сети не совпадает с рамзаевской, — констатировалось в телеграмме, адресованной «тов. Паулю». — Следующей почтой пришлите отчёт о сети с подробнейшей характеристикой каждого источника».
О каком сокращении сети могла идти речь, если Центр не имел представления о её состоянии, а «Пауль» и «Джон» за семь месяцев умудрились дважды поменять нумерацию большей части агентов, не удосужившись представить на них характеристики?
Характеристик Римму написать так и не пришлось — в связи с прибытием в Шанхай в начале августа 1933-го долгожданного резидента Я.Г. Бронина («Абрама»), на полгода позже намеченного срока.
Яков Григорьевич Бронин (наст. фам. Лихтенштейн; 1900–1984) родился в Латвии в семье раввина. Как он показал в 1950 году на допросе, «Фамилию БРОНИН я взял себе произвольно, и это было моё желание, в советских органах эта фамилия мною не была узаконена». В 1918 году он экстерном сдал на аттестат зрелости в частной гимназии в Кременчуге, высшее образование получил в Институте красной профессуры в Москве, владел немецким и латышским. В партии с 1920-го, в РККА — с 1922-го. Политработник на Туркестанском фронте, редактор изданий РККА: «Военный вестник», «Спутник политработника», «Военный корреспондент». Начальник бюро печати ПУР РККА. Его учебник «Политграмота комсомольца» (1926–1927) выдержал пять изданий. С октября 1930-го по февраль 1933 года — на нелегальной разведывательной работе в Германии в качестве помощника резидента.
В Латвии проживала мать Бронина, в Италии — его младшая сестра. С первой женой, Татьяной Мартыновной Дзерва, Бронин разошёлся в том же 1933 году и позднее узнал, что она была арестована по неизвестным ему причинам.
Ещё 4 октября 1932 г., за неделю до принятия решения об отзыве Зорге, ему сообщили, что замена «приедет через месяц — полтора». Бронин уехал из Берлина только в конце февраля 1933-го после прибытия замены. По плану, он должен был встретиться с Зорге в Москве, чтобы по всем правилам принять от него дела. Но когда Бронин приехал в Москву, Зорге там уже не было. Нормальная передача дел шанхайской резидентуры не состоялась, и многое из того, что мог бы Бронину сообщить Зорге, до него, по всей вероятности, так и не дошло.
После двухнедельного инструктажа, в ходе которого Бронину навряд ли удалось ознакомиться со всеми материалами, он выехал в Вену, где должен был получить паспорт. Однако непредвиденное развитие событий, связанное с просчётами в «выводе» Бронина в Китай, на долгие месяцы задержало его прибытие в Шанхай и, более того, чуть вообще не сорвало приезд. Было решено, что в Шанхай Бронин отправится через Италию, предварительно остановившись в Берлине, чтобы осуществить мероприятия, связанные с предстоящей легализацией. В Шанхай он должен был прибыть в конце мая — начале июня, конечно, при условии, что всё пойдёт нормально.
Из Москвы Бронин выехал по шведскому паспорту
[178]. В Вене он поменял его на другой, тоже шведский, но без всяких следов пребывания в Советском Союзе. В течение двух недель благодаря венской резидентуре ему был оформлен «с иголочки новый» подлинный австрийский паспорт, по которому он должен был выехать в Китай. Бронин своей рукой написал заявление в венскую полицию с указанием имени, фамилии, даты и места рождения и венского адреса. Невымышленными были лишь сообщённые им личные приметы, в которых, правда, был перепутан цвет глаз. К заявлению кроме фотокарточки был приложен так называемый «Heimatschein» (удостоверение о месторождении, служившее свидетельством о гражданстве). В первый раз в своей агентурной деятельности Бронин, по его словам, обладал таким замечательным документом. Но, как показал дальнейший ход событий, его радость была непродолжительной. Когда Бронин предъявил его австрийскому полицейскому чиновнику при приближении к немецко-австрийской границе, тот заявил:
