«Летом 1940 года, — пишет Шелленберг, — ко мне обратился директор Германского информационного бюро (ДНБ), господин фон Ритген, и попросил поговорить со мной по поводу Рихарда Зорге. С 1934 года Зорге жил в Восточной Азии. Все это время он сотрудничал с Германским информационным бюро, а также был корреспондентом «Франкфуртер цайтунг». Возникло подозрение в его нелояльности — первой высказала недоверие к Зорге зарубежная организация НСДАП, указав при этом на его политическое прошлое»
[223].
Шелленберг был крайне лаконичен, ограничившись словами «политическое прошлое», не удосужившись упомянуть, о каком политическом прошлом шла речь, о какой зарубежной организации НСДАП, говорилось (судя по всему токийской), откуда у токийской организации НСДАП появились сведения об этом самом прошлом, и в чём собственно заключалась нелояльность Зорге, открывая тем самым простор для творчества исследователей. Других поводов для подозрений Шелленберг не назвал.
«Фон Ритген, с которым Зорге вёл личную переписку, — «вспоминает» Шелленберг, — просил меня заглянуть в секретные дела на Зорге, которые вели 3-е (III управления РСХА. — СД — внутриполитическая служба. — Отдел C 4 (пресса, издательское дело и радио). — М.А.) и 4-е ведомства (IV управление РСХА. — гестапо. — М.А.).
Ритген, который, как было видно, не хотел отказываться от сотрудничества Зорге с ДНБ, указал на сотрудничество Зорге с профессором Хаусхофером в Мюнхене, факт, вызывающий сомнения в политической благонадежности Зорге(выделено мной. — М.А.). В геополитическом журнале Хаусхофера была помещена длинная серия статей Зорге о «Восстании молодых офицеров», по мнению Ритгена, лучшее, что когда-либо было написано о подоплёке тогдашних разногласий между армией и промышленными кругами Японии. Ритген восхищался великолепным знанием Зорге страны и людей Восточной Азии, а также его глубоким пониманием политических процессов вообще в странах Востока. Так, например, он всегда точно знал и верно оценивал, по словам Ритгена, соотношение сил между Китаем, Японией и Россией, с одной стороны, и Америкой и Англией — с другой»
[224].
Из этого пассажа можно заключить, в чём собственно, по мнению Шелленберга, заключается «политическая неблагонадежность» Зорге — в связях с профессором Хаусхофером. Зорге удалось создать убеждение у окружающих о покровительстве к себе со стороны последнего. За давностью лет, Шелленберг совершает просчёт — на момент обращения к нему Ритгена — летом 1940 г. — Карл Хаусхофер, — близкий человек к Гессу, который находился под влиянием его геополитических теорий, был персоной грата. Вот, если бы эти подозрения были озвучены Ритгеном год спустя — после 10 мая 1941 года, когда Гесс совершил перелёт из Германии в Англию, — тогда их можно было бы принять и признать. Ведь только после этого перелёта Гитлер объявил Гесса сумасшедшим. Именно тогда в опалу попал и Хаусхофер.
Шелленберг в переводе с немецкого продолжает: «Я просмотрел документы о Зорге. Из них нельзя было убедиться в необходимости что-либо предпринимать против Зорге (выделено мной. — М.А.). Правда, документы о его прошлом заставили меня задуматься — Зорге поддерживал тесные контакты с многими агентами Коминтерна, известными нашей разведке. Кроме того, в двадцатые годы он был в хороших отношениях с националистскими, праворадикальными и национал-социалистскими кругами, в том числе со Стеннесом, одним из бывших фюреров CA, который после исключения из партии убежал в Китай, где стал военным советником Чан Кайши. …»
[225].
Профессия журналиста предусматривает установление и поддержание самых разнообразных связей и знакомств с лицами порой противоположных взглядов и убеждений. Подобные контакты не могут и не должны вызывать подозрения у окружающих.
В выше процитированном абзаце Шелленберг не лукавит. Только он переносит события октября 1941 года на лето 1940 года. К документам о Зорге он обратился только после ареста Зорге в октябре 41-го и убедился, что по имеющимся материалам против последнего не было «необходимости что-либо предпринимать».
Однако следом бывший начальник отдела контрразведки вдруг начинает говорить об иностранных разведках — ведь об аресте Зорге ему уже было известно и пора уже переходить к сотрудничеству Зорге с какой-то из иностранных разведок: «Когда я беседовал с Ритгеном о возможных посторонних связях Зорге, он высказал следующее мнение: если он даже на самом деле связан с иностранными разведками (выделено мной. — М.А.), мы должны все-таки найти средства и способы, с одной стороны, обезопасить себя, а с другой — извлечь пользу из знаний Зорге. В конце концов, я обещал Ритгену в дальнейшем защитить Зорге от нападок партийного руководства, если он согласится наряду со своей журналистской деятельностью выполнять и наши задания. Он должен будет сообщать нашей разведке время от времени информацию о Японии, Китае и Советском Союзе; при этом я предоставил Ритгену самому подумать о том, каким образом наладить передачу информации.
Когда я сообщил об этом Гейдриху, он одобрил мой план, но с условием, что за Зорге немедленно будет установлено наблюдение. Гейдрих был настроен скептически и учитывал возможность того, что Зорге может снабжать нас дезинформацией; ввиду этого он предложил направлять информацию Зорге не по обычным каналам, а подвергать её особой проверке. Он поручил, кроме того, обсудить всё это дело ещё раз как следует с Янке»
[226].
Описывая события 1937 г., Шелленберг скажет о Курте Янке
[227]: «До этого я очень поверхностно знал его и не подозревал, что он уже много лет является одной из руководящих фигур немецкой тайной службы».
