Реакция Центра от 2 февраля 1933 г. на телеграмму Стронского и письма Римма была положительна, но содержала требование о соблюдении осторожности в отношении привлекаемых к работе японцев: «Отношении Озака и других японцев рекомендуем особую осторожность и тщательность разработки их и проверки как источников, лично не связывайтесь с ними, используйте Агнессу. Разработка их нас чрезвычайно интересует. Давыдов».
21 февраля Давыдов «настойчиво рекомендовал» отказаться от услуг Фунакоси: «Фунакоси за весь период его работы ничего ценного не дал, внушает нам опасения. Учтите, что японцы часто практикуют ведение разведки среди иностранцев через журналистов. Рекомендуем настойчиво отшить». «Фунакоси уже с начала февраля не является на свидания. Связь с ним прерываем. Выясняем, почему он не являлся на встречи», — писал Римм в шифртелеграмме от 24 февраля 1933 года.
Давыдов, как и «Рамзай», были несправедливы по отношению к Фунакоси в части передаваемой им информации. Как показало время, безосновательными оказались и подозрения Давыдова насчёт сотрудничества Фунакоси с японской разведкой.
В марте 1933 г. Римм дал пояснение насчёт японского профессора, которому был уже присвоен номер 10: «III. Как уже сообщалось с последней почтой, наш старый работник /из восточных друзей/ послал нового друга /10/. Он производит хорошее впечатление. Он на один год послан министерством Духовных дел для того, чтобы изучить здесь китайский язык. Он привёз рекомендательные письма к очень высоко стоящим лицам. Мы надеемся, что через некоторое время с преодолением трудностей языка он нам сможет быть весьма полезным. Относительно № 8 (под этим номером у Пауля проходил Фунакоси. — М.А.) мы совершенно согласны с вашими телеграфными указаниями. Мы сами ожидали только приезда № 10 для того, чтобы окончательно порвать с № 8, что теперь и произошло».
Эйфория, связанная с появлением нового японского сотрудника, оказалась преждевременной. Уже 19 мая 1933 года Римм докладывал из Шанхая: «Наш новый японский сотрудник № 10 в связи с арестом в Японии одного из его учеников и его учителя Лаваками под подозрением. Насколько инфекция серьёзна, пока трудно предвидеть. В случае невозможности вернуться ему обратно в Японию и дальнейшей работы здесь, просим Вашего принципиального согласия на отправку его в центр. Он производит впечатление серьёзного и преданного делу работника, который может быть использован дома». «Похвалинский. На что он нам здесь нужен? Прошу переговорить», — наложил резолюцию Давыдов.
22 июня 1933 г. Римм и Стронский доложили об изменениях в положении японских агентов, которые практически сводили на нет все предшествующие усилия в организации работы с ними:
«4. а/ Японцы. № 8 (Фунакоси. — М.А.), о котором вы нас в своё время предупреждали, уже больше трёх месяцев никакой связи с нами не имеет. Вся связь с ним прервалась из-за внезапного его исчезновения, совпавшего, примерно, с приездом № 10. Возможно, что № 11 (Одзаки. — М.А.) ему дал понять, что он /№ 8/ в связи с приездом № 10 больше не нужен. Нам удалось выяснить, что № 8 теперь находится в Ханькоу, где продолжает работать по своей профессии журналиста (представителем информационного агентства новостей «Рэнго Цусин». — М.А.).
б/ Вновь прибывший № 10, на которого мы возлагали большие надежды, к сожалению, в этот короткий срок мало оправдал себя. Дальнейшие его возможности весьма сомнительны в связи с неприятностями по линии друзей в его родном городе. В доме, который снял № 10 для нескольких лиц по линии друзей (членов компартии. — М.А.), были произведены аресты, и полиции известно, что № 10 снял этот дом. Двое его близких учеников тоже оказались арестованными. Все эти аресты имели место непосредственно после его отъезда в Шанхай. Месяца полтора тому назад № 10 получил предупредительное письмо от жены прокурора в Токио /жена прокурора является сестрой жены № 10/, в котором она сообщает, что прокурор подозревает № 10 в том, что он находится в Шанхае для работы в пользу местных друзей. Прокурор удивлён его отъездом накануне арестов и интересуется, откуда № 10 берёт деньги и, наконец, что прокурор собирается послать чиновника в Шанхай для расследования этого дела. В дальнейшем брат № 10, проживающий в Токио, указал, что он посылает деньги № 10 и этим, будто бы, рассеял подозрение прокурора.
Наш вывод: работать с № 10 для нас слишком опасно. Мы приняли все меры предосторожности и постараемся в кратчайшее время прекратить с ним всякую связь».
В письме содержались и соображения по поводу целесообразности продолжения работы с Одзаки — № 11, которому был присвоен псевдоним «Отто». Одзаки в очередной раз был скомпрометирован связями с японскими коммунистами у себя на родине: «в) № 11 /Отто/. Из прилагаемого письма явствует, что № 11 попал под подозрение из-за поддержания связей с друзьями на родине. Насколько это подозрение может оказаться серьёзным своими последствиями, трудно предвидеть. Думаем, что лучше Рамзаю связи с ним не устанавливать, по крайней мере, до полного выяснения положения № 11(выделено мной. — М.А.). С другой стороны, считаем нецелесообразным дальнейшее поддерживание связи с нашей стороны с № 11, т. к. результаты вследствие плохой связи мизерны. Поэтому считаем предложение № 11 встретиться с нами снова в Китае ненужным, дальнейшую связь с ним прекратить, законсервировать дорогу к нему, в случае, если вам это понадобится. Просим нас телеграфно уведомить о вашем мнении». «Правильно», — наложил резолюцию Давыдов.
«№ 12 начинает подавать кое-какие надежды на развитие своей работы. Пока трудно предвидеть, насколько это оправдается. № 601 дана строгая инструкция в смысле осторожности в сношениях с № 12, так и проверки его начинаний.
№ 13 до сих пор ничего конкретного не дал. Он в июле поедет обратно на родину призываться. Мы отказались от его возвращения обратно в Тяньцзин в случае, если он не будет призван. Посредством № 12 связь с ним может быть установлена, если понадобится использовать его на родине.
№ 12, кроме того, имеет двух друзей в Дайрене /см. наше предыдущее орг[анизационное] письмо/, которые, будто бы, могут быть использованы нами. Согласны ли их перенять?». В этой части письма содержится некоторая путаница. Так, согласно январского письма, это у Одзаки были друзья в Дайрене и именно он их рекомендовал «к использованию» и именно им, судя по всему, были присвоены номера 12 и 13.
Вместе с июньской почтой был отправлен «перевод и оригинал письма о суде над нашим бывшим работником Кито».
Разъяснения по поводу связей Одзаки с японскими коммунистами дали в своём письме Стронский и Римм от 22 июня 1933 года: «Об ОТТО в Осаки. Арестован друг Отто, но последний уверен, что полиция об этой связи не знала. Его посетил проездом в Шанхай работник КПЯ Сакамаки, о чём полиция знает. Есть провокатор в Шанх[айской] организации по связи КПЯ и КПК».
Далее Стронский сообщил о трудностях, с которыми сталкивался Одзаки при направлении информационных сообщений из Японии в Китай и о попытках поиска источников среди военных: «Осака не благоприятен для работы О[тто]: нельзя получать информацию о полиции и военных, поэтому он хочет перебраться в Токио. Позиция О. в газете твердая, но требуется осторожность. Он не имеет возможности переслать интересные материалы. В особо важных случаях он использует курьера. Письма по почте просматриваются японской цензурой. Его друг в Токио нерешителен. Он военный, отказался ехать в армию Маньчжоу-Го. О. хочет скорее встретится с Кието (Кито Гинити. — М.А.), когда он освободится.
