Всего на островах оказалось 20 900 китайцев, в основном в крупных городах и портах: Токио, Осаке, Кобе, Нагасаки, Иокогаме. Этих китайцев «Абрам» разбил на три группы:
буржуазные элементы (коммерсанты-экспортеры);
мелкие торговцы, ремесленники, владельцы ресторанчиков и повара; сюда же можно было отнести немногочисленных рабочих (в основном — кули, чернорабочие);
студенты.
Коммерсанты представляли собой наиболее прояпонски настроенную часть китайцев, но, по опыту Шанхая, оставалась возможность использовать в работе молодых людей из буржуазных семей.
Вторая группа составляла почти ¾ китайцев в Японии. В большинстве своем это были малокультурные, политически малоактивные люди, дорожащие скудным куском хлеба и боящиеся его потерять; однако это была оседлая часть китайского населения, закрепившаяся в различных районах страны. Среди них «Абрам» рассчитывал найти агентов «для обслуживающего аппарата (конспиративные квартиры, адреса и т. д.)».
Третья группа — студенты — имела особое значение. Молодым китайцам было относительно легко устроиться на учебу. Гоминьдановское Министерство просвещения неодобрительно относилось к отъезду молодежи на учебу в Японию. Японское же правительство, наоборот, принимало меры, чтобы увеличить приток китайских студентов. Японцы создали Бюро культурных отношений с Китаем, под эгидой которого функционировала Китайско-японская ассоциация, активно привлекавшая китайцев на учебу. Ассоциация выдавала отдельным студентам стипендии, а в Токио была организована подготовительная школа по изучению китайской молодежью японского языка.
Большинство засылаемых в Японию из Шанхая китайцев оказывались в студенческой среде. Через китайцев этой группы «Абрам» рассчитывал добиться связей с японцами, которые могли заинтересовать разведку. Предстояло «особенно внимательно присмотреться к этой части китайской колонии и то, что мы узнали, далеко не совпадало с нашими первоначальными представлениями».
Большое значение имело, из какой провинции приехали китайцы: фактор «провинциальной солидарности» играл существенную роль. Было установлено, что в Нагасаки три четверти китайцев были выходцами из провинции Фуцзянь, в Кобе — половина фуцзяньцев и половина гуандунцев, в Осаке — две трети шаньдунцы, в Иокогаме — 60 % гуандунцев, в том числе значительное число кантонцев.
Начать решили со связей среди китайцев, которые имелись у 108-го («Шопмена»), или, по классификации «Рамзая» № 13 («Шопкипера»).
«Первый наш контакт с китайцем из Японии, с 901-м сулил как будто золотые горы… 901-й — близкий знакомый 108-го. Жил в Японии долгое время и теперь учился в железнодорожном колледже. Он сразу согласился работать, назвал много своих левонастроенных знакомых, которых можно привлечь; сказал, что через китайских студентов колледжа можно будет получать столь важные для нас сведения о японских железных дорогах, на которых эти студенты будут проходить учебно-производственную практику. Такова была обнадеживающая перспектива, нарисованная 901-м».
На поверку же оказалось, что 901-й сильно преувеличивал свои возможности. Этим вообще отличались китайские агенты: чтобы «не терять лица», они часто, без злого умысла, выдавали желаемое за действительное. Но хвастовство 901-го было лишь эпизодом. Главное заключалось в том, что агентурное использование китайцев в Японии представляло собой куда более сложную проблему, чем думали в Шанхае.
«Наиболее сильным из работников, засланных на острова, был, несомненно, 101-й», — считал «Абрам». Однако № 101, или № 3 («Эрнест»), по классификации «Рамзая», не знал японского языка. № 101 уехал из Шанхая в конце ноября 1934 года. У него не было соответствующих документов, чтобы устроиться студентом, но имелись командировочные бумаги, которые он при помощи старого приятеля получил от довольно крупного шанхайского издательства «Shanghai Book Company». Этот приятель не имел представления о том, чем занимается 101-й, знал лишь, что он — левый. В апреле 1935 года 101-й получил от издательства полномочия вести переговоры с рядом японских организаций: «Теперь я мог предстать как уважаемый джентльмен, представитель крупной шанхайской компании. Я навестил некоторых важных японцев (включая руководителя японо-китайского культурного общества, одного члена парламента, управляющих книжными издательствами и т. д.), приглашал их в ресторан на ужин».
101-й привлек к сотрудничеству жительниц Кантона: 1-я («Сестра»), 2-я («Старший брат») и 3-я («Младший брат»). 1-я, старшая не только по возрасту, но по характеру и знаниям, была его помощницей, остальные использовались для связи, выполнения отдельных поручений и т. д. Эти три девушки были первоначально отобраны для учебы в Москве. «У них не было опыта революционной работы, но они были надежны и дисциплинированы. 2-я и 3-я поехали на учебу в Японию с согласия своих родителей, с которыми они переписывались и которые их полностью содержали». Это способствовало легализации девушек в Японии.
В разработке находились трое японцев, которых 101-й обозначил как «Профессора», «Владельца книжной лавки» и «Студента».
№ 801 («Марианна»), которой «Абрам» присвоил номер 501, прибыла в Японию к середине февраля 1935 года. В отличие от 101-го, 501-я поехала под своим настоящим именем, с дипломом, который давал ей право на поступление в японский университет. Семья 501-й, проживавшая в Кантоне, была состоятельной, это укрепляло ее положение. В партии она не состояла, с полицией неприятностей не имела. За первые четыре месяца она должна была устроиться на учебу, сделать максимально возможное для изучения японского языка, завести круг полезных знакомств, присмотреться к людям, намечая того, кто мог представлять интерес для разведки. 501-я прошла в Москве подготовку, она должна была стать первой радисткой из числа китайцев. В этой связи ее особой задачей было — тщательно изучить радиоагентурную обстановку и подыскать квартиры, подходящие для размещения и работы радиостанции.
«Учитель» приезжал в Шанхай для доклада и инструктажа в октябре 1934-го и марте следующего года. Он работал не один, сотрудником резидентуры считалась и его жена. К маю 1935 года налицо были следующие результаты: «Учитель» завязал обширный круг знакомств среди японцев, американцев и работников дипломатического китайского аппарата в Японии, используя рекомендательные письма, полученные в Шанхае от японского консульства, шанхайского отделения ЮМЖД (Южно-Маньчжурской железной дороги) и отдельных влиятельных японцев. Кроме писем к нескольким профессорам, заведующим библиотеками и исследователям, он взял рекомендательные письма к «сильным политическим фигурам в Токио». Позднее «Учитель» познакомился с Мацуокой, главой ЮМЖД, будущим министром иностранных дел Японии; Ивангой, директором японского телеграфного агентства «Симбун Ренго Цусин»; Урамацу, генеральным секретарем института тихоокеанских отношений и многими другими.
«Учитель» установил отношения в американской колонии, с секретарем английского посольства, английским профессором Токийского коммерческого университета. Он был вхож в китайское посольство, дружил с его первым секретарем и китайским генеральным консулом в Йокогаме.
