Берзин поставил вопрос вербовки политически близких к Советскому Союзу японцев более определенно, чем это сделал «Абрам» в письме к нему. Но принципиальных расхождений не было. Указание о частном подходе к сочувствующим японцам, прежде всего, означало, что не может быть и речи о связи на месте с организациями японской компартии. Однако, как следует из письма, рекомендовался подход к отдельным коммунистам и лицам им сочувствовавшим.
С августа 1933 года было решено, что «Джон» — Стронский — займется «островными» делами. С декабря шанхайская нелегальная резидентура с санкции Центра приступила к созданию экспорто-импортного общества по торговле между Японией и Шанхаем, что должно было создать легализационную базу для связи с «островами» и внедрения там «наших людей». При помощи «Коммерсанта» (Войдта) «Абрам» рассчитывал заручиться представительством фирмы «Окура» — одной из крупнейших японских электротехнических фирм. Она имела представительство AEG в Японии, «Коммерсант» поддерживал с «Окурой» постоянный деловой контакт. Представлялось возможным созданием общества привлечь двух дельцов (в том числе одного японца), участие которых служило маскировкой и позволило бы сэкономить затраты: фирма «Окура» обещала обществу значительный кредит.
В Шанхае был открыт офис, который возглавил «Джон», но он должен был переехать в Японию, и на его место Центр планировал направить другого разведчика. В телеграмме от 4 января 1934 года «Абрам» давал следующую оценку предприятия: «Хорошие стороны дела: коммерческая солидность, максимально возможная в наших условиях маскировка. Через Коммерсанта и Джона дело будем целиком держать в руках, получаем возможность легализации нашего человека в Японии, финансовый риск небольшой». Требуемые капиталовложения Джона (4000 золотых рублей) не превышали суммы, обычно отпускавшейся Центром для легализации наших разведчиков.
Однако в феврале 1934 года два курьера «Большого дома» (Коминтерна), доставлявшие денежные средства для компартии Китая, попали под подозрение полиции, которая обратила внимание, что курьеры (мужчина и женщина) четыре раза получали большие суммы денег, что не вязалось с их социальным положением: по их американским паспортам один был шофером-механиком, другая — машинисткой-стенографисткой (еще один пример того, к чему приводит в нелегальной работе пренебрежение к «мелочам» и «деталям», особенно когда дело касается организации связи). По-видимому, имело значение и то обстоятельство, что переводы шли из Парижа, где разыгрался крупный финансовый скандал, известный как «дело Стависского». Финансовые транзакции из Франции на его фоне привлекли внимание полиции.
О подозрениях полиции женщине-курьеру сообщил управляющий отеля, где она остановилась. По его словам, полиция сначала сочла, что речь шла о торговле опиумом, но потом заподозрила, что здесь замешан советский шпионаж. Он спросил курьершу, знает ли она «Джона», который занимается советским шпионажем, при этом назвав его полным паспортным именем. Он сообщил также, что о «Джоне» полиция расспрашивала и второго курьера, который уже уехал, а потому это утверждение невозможно было проверить.
«Абрам» узнал о случившемся от представителя Отдела международной связи Коминтерна в Шанхае. Шанхайскому резиденту предстояло дать оценку полученной информации и принять меры по локализации провала. Приняв на веру полученное сообщение, он даже не попытался его перепроверить, пока один из курьеров Коминтерна находился еще в Шанхае.
«Абрам» исключал возможность того, что «Джон» был «заражен» курьерами «Большого дома»: контакта с ними «Джон» не имел, они его никогда не видели и ничего о нем не знали. «Всесторонне взвесив обстоятельства», шанхайский резидент решил, что «Джон» попал под подозрение в результате следующих событий.
Прикрытием для «Джона» и «Пауля» (пока тот был в Шанхае) служил небольшой магазин фотопринадлежностей. На протяжении года магазин был дважды ограблен (второй раз — в апреле 1933 года). Резидентура попыталась получить компенсацию через страховое общество, что привлекло к расследованию дела полицию. Компенсация была получена, но полиция при этом установила, что магазин приносит одни убытки. У нее возникли естественные подозрения: было непонятно, ради чего два компаньона содержат убыточное предприятие.
«Положение осложнялось тем, что Джон (как раз во время пребывания в Шанхае коминтерновских курьеров) внес на свой банковский текущий счет относительно большую сумму — деньги, отпущенные ему на импортно-экспортное общество, — отмечал «Абрам». — Откуда же у Джона, владельца невзрачной убыточной лавки, вдруг появились средства для ведения значительно больших по масштабу дел? Нет ли связи между внезапно выросшим текущим счетом Джона и денежными переводами из Парижа?»
Таков был основной ход вполне логичных рассуждений «Абрама», человека, который с первых дней своего пребывания в Шанхае пренебрег элементарными правилами конспирации, что закономерно и привело к его провалу в мае 1935 г., человека, который на протяжении двух лет, не считал нужным посещать «офис» своей компании, человек, который за два года так и не удосужился продать ни одного имевшегося в его распоряжении образца товаров.
«Но в качестве гипотезы мы допускали и другую возможность, — рассуждал далее «Абрам», — поскольку Джон попал в поле зрения полиции, мог всплыть и вопрос о его былой связи с Рамзаем, которая мало конспирировалась. Широко известна была и близость Рамзая с Агнес Смедли, а Джон часто встречался с Агнес. Не было исключено, хотя казалось и не очень вероятным, что разговоры о Рамзае как-то задели теперь и Джона».
7 апреля 1934 года «Абрам» писал Центру: «Как видите, дело достаточно серьезное. Ясно, что после этой истории Джон не может продолжать работу, особенно островную, но каким темпом провести ликвидацию дел? Исчезнуть ли Джону максимально быстро, подтверждая этим подозрения полиции, или пойти по линии более эластичной».
На основании, каких данных «Абрам» пришел к столь поспешным выводам, которые должны были уничтожить успешно создаваемое легализационное прикрытие в Японии, непонятно. Так же, как нет ответа на вопрос, почему «Джон» не мог продолжить работу «особенно» в Японии. Как ни странно, «Абрам» ничего не написал о том, чем завершилась странная история с курьерами. Похоже, им дали спокойно уехать. Почему Центр не счел нужным опросить их по прибытии? Почему это сообщение курьера было принято без проверки?
Сразу после пассажа о невозможности продолжения «Джоном» работы, сам себе противореча, «Абрам» писал: «В данном случае мы считали, что Джону непосредственная опасность ареста не угрожала — для этого у полиции не было данных. Быстрое исчезновение Джона, во-первых, неизбежно отразилось бы на Пауле (Римме. — М.А.), который теперь возглавлял резидентуру на севере. Полиция, несомненно, заинтересуется бывшим компаньоном Джона по лавке.
Во-вторых, копаясь в прошлых делах Джона, полиция набрела бы и на Вилли (Бюргель Вильгельм, радист шанхайской резидентуры, немец, в прошлом моряк, член КПГ. — М.А.) так как помещение мастерской, где была устроена его радиостанция, была в свое время нанята на имя Джона.
В-третьих, исчезновение Джона могло отрицательно отозваться на положении Коммерсанта, который рекомендовал Джона в экспортно-импортное общество. Как он мог объяснить фирме “Окура” и двум привлеченным к предприятию дельцам внезапное бегство Джона в момент, когда договорились о сумме, которую он вносит, и по согласию с партнерами уже была назначена его поездка в Токио? Конечно, положение Коммерсанта пошатнулось бы и в глазах полиции.
