В Кобе был подыскан и снят дом для устройства рации.
Но деятельность «Нигрит» была прервана отзывом в Центр.
Легализационное положение «Нигрит» было удовлетворительным: было решено, что «Нигрит» соберет материал, а в Центре на его основе будет написана книга о Японии, которая выйдет в Европе под ее именем. Центр взялся устроить дело с изданием. Все это должно было значительно укрепить положение Куусинен в Японии.
Основное руководство работой создаваемой агентурной сети на «островах» осуществлялось посредством личных встреч «Абрама» в Шанхае. 101-й и «Учитель» приезжали к нему по два раза для личного доклада, 902-я один раз. Дважды возвращалась из Японии «Нигрит».
Была предусмотрена почтовая связь для кратких кодированных сообщений. «Абрам» добивался того, чтобы не вся почта шла непосредственно из Японии в Шанхай. Для части переписки как промежуточные пункты использовались города Нанкин и Кантон. За исключением одного случая (нанкинский адрес для 501-й) для всех промежуточных адресов использовались родственники, которые не имели представления о том, для чего их близкие находятся в Японии.
Письма, которые шли в Шанхай через промежуточные адреса, прибывали без японского штампа.
Для организации почтовой связи использовались и почтовые ящики европейцев. Владельцы почтовых ящиков, как и остальные европейцы в Шанхае, не знали китайского языка, поэтому письма на их адрес поступали на китайском. В составе нелегальной шанхайской резидентуры было пять иностранцев: трое бельгийцев и два англичанина. Одного из бельгийцев предполагалось использовать как хозяина конспиративной квартиры, остальные четверо дали согласие использовать свои почтовые ящики, передав от них ключи, для получения писем, направляемых от агентов. Все они были завербованы работниками аппарата под официальным прикрытием в Шанхае (это были агент Центросоюза Муромцев, псевдоним «Градов», и корреспондент газеты «Правда» Гартман
[271], псевдоним «Самет») и переданы нелегальной резидентуре. Это было грубейшим нарушением требований конспирации: связь нелегальной резидентуры с легальной в одном и том же городе.
В дальнейшем имелось в виду установить между Шанхаем и островами радиосвязь. Велась работа и по созданию линии связи через моряков на пароходах, но сделать это уже не успели.
Общее состояние работы на 1 мая 1935 года, по докладу «Абрама», выглядело следующим образом: в Японию были направлены восемь сотрудников, пятеро из которых выполняли работу групповодов (№ 101, Токио; № 902, Токио; «Учитель», Токио; № 501, Йокогама; «Нигрит», Токио-Кобе). Что касается «Нигрит», ей еще предстояло выступить в роли групповода. «Были завербованы девять китайцев, которые долго проживали на островах и имели широкие связи с японцами. Два китайца из этой же категории разрабатывались. Был завербован один китаец в качестве владельца конспиративной квартиры, трое других разрабатывались для этой же цели. Были завербованы четверо сочувствующих нам японцев и два японца разрабатывались. Четверо завербованных были такими людьми, которые сами не могли стать агентами — поставщиками информации, но могли служить наводчиками, могли помочь нам добраться до источников информации. Обе машинистки-японки в перспективе могли непосредственно стать агентами-информаторами».
Таким образом, как считал «Абрам», в Японии была создана организационная база для постепенного создания агентурной сети. Но с самого начала нелегальный аппарат имел важный организационный порок, который делал возводимое здание — при всей его внешней солидности — недостаточно прочным, подверженным случайным ударам. Имеется в виду переплетение связей между звеньями, характерное для разведывательной работы того периода.
101-й знал «Учителя» и 902-ю по Шанхаю, «Учитель» был одним из тех, кто рекомендовал 902-ю, 501-ю знал 101-й. И только «Нигрит» была полностью изолированной.
Однако главным было даже не наличие связей между отдельными нелегальными группами на островах, а то, что создаваемый островной нелегальный аппарат переплетался с резидентурой на материке.
2.2. «Я держался “тише воды, ниже травы”, вдали от всех и вся»
(«Абрам о своей «легализации», 19 января 1935 г.)
Свою легализацию «Абрам» охарактеризовал как «странную», но на самом деле никакой легализации просто не было. Вот что он сам об этом пишет: «Я снял контору (“офис”) в «Mission House», то есть в доме, принадлежащем миссионерским обществам; два этажа из четырех святые отцы сдавали под коммерческие конторы. Более респектабельное помещение трудно было и придумать.
На двери “офиса” появилась табличка: “М.Р. ТОРГОВЫЕ ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВА”. Здесь я выгрузил все свои образцы товаров. Заключая договор на помещение, я на всякий случай предупредил клерка, что буду часто отсутствовать ввиду разъездов по делам своих представительств. В течение почти двух лет, до моего ареста, я ни этого клерка, ни кого-либо другого из канцелярии “Mission House” больше в глаза не видел. К началу каждого месяца я аккуратно переводил через банк, в котором у меня был текущий счет, деньги за наем помещения. Я был, несомненно, самым спокойным из всех нанимателей “офисов” и имею основания считать, что хозяева были мной довольны.
Первое время пребывания в Шанхае я довольно часто заглядывал в свой “офис”. Потом, “акклиматизировавшись”, я решил, что при специфических шанхайских условиях это можно делать реже: никто этим интересоваться не будет, если только я не привлеку внимания полиции. Агентурная работа расширялась, время было крайне дорого; я мог уделять легализационным заботам лишь минимум времени. То, чего нельзя было допускать в любом центре Европы или США, представлялось вполне уместным в Шанхае.
Ни одного из привезенных с собой образцов товаров я не продал и не пытался продать; ни одного письма от “представляемых” мною фирм я не получил и им ни одного не написал; все привезенные мною образцы так и остались лежать в моем “офисе”.
И тем не менее мое положение было прочным, я был вне всякого подозрения полиции».
«Абрам» мог обосновать любое пренебрежение требованиями конспирации и, более того, поставить себе это в заслугу. Удивительно, что Центр находил возможным допускать подобную «деятельность» нелегального резидента.
19 января 1935 года Бронин писал о вариантах легализации:
«а) твердая позиция в обществе на базе значительного газетного представительства или солидного коммерческого дела; б) жить приватно, вдали от всех и вся, не стараясь как-то оправдать свое существование; в) средняя линия между этими двумя возможностями: не искать позиции в обществе, не быть на виду, но в то же время иметь какое-то подобие определенного занятия, нечто вроде офиса, официальное название которого и адрес значились бы для солидности на визитной карточке.
