Ульф посчитал нужным вмешаться.
– Это как раз то, что мы можем проверить, – сказал он. – Вы правильно поступили, обратив на это наше внимание.
Сигне сказала, что она чувствует себя виноватой.
– Она все-таки моя подруга. А я тут обвиняю ее бог знает в чем…
– Вы ни в чем никого не обвиняете, – мягко сказала Анна. – У вас появились совершенно оправданные сомнения, и вы правильно поступили, обратившись с ними в полицию. Будь все настолько сознательны, уровень преступности стал бы гораздо ниже.
– Именно, – подхватил Карл. – Вам совершенно не в чем себя упрекнуть. Ровно не в чем.
Сигне немного расслабилась.
– Я так глупо себя чувствую, – сказала она. – Навоображала себе всякого.
– Ничего глупого, – ответила ей Анна. – А теперь – не могли бы вы показать нам эту фотографию Сикстена?
Сигне положила на стол листок бумаги.
– Я распечатала изображение на обычной бумаге. Если хотите, я могу послать вам файл. Вам, наверное, удастся сделать его более четким – ну, знаете, увеличить разрешение.
– Эрик, думаю, справится, – кивнул Карл.
Они вместе посмотрели на фотографию.
– Симпатичный молодой человек, – заметила Анна.
– А кто эти люди на заднем плане? – спросил Ульф.
Сигне этого не знала.
– Его друзья, наверное. А может, прохожие.
– А это с ним – Бим? – спросил Карл.
Сигне кивнула:
– Да, это она.
Анна сунула листок с фотографией в папку, которая у нее была с собой.
– Не могли бы вы дать нам адрес Бим? И номер ее телефона?
Сигне явно встревожилась:
– Вы будете с ней разговаривать?
Анна объяснила, что им придется это сделать.
– Это – наша отправная точка, – сказала она. – Быть может, у всего этого есть совершенно логичное объяснение. Нам нужно выяснить, не сможет ли она пролить на это свет.
– Но вы же не станете меня упоминать, правда? – умоляюще сказала Сигне. – Только не по имени.
Вид у нее был встревоженный; она вглядывалась Анне в лицо, явно надеясь, что та ее разуверит.
– Ваше имя упомянуто не будет, – спокойно ответила ей Анна. – Даю вам слово.
Когда Ульф вернулся тем вечером к себе на квартиру, Мартен был у госпожи Хёгфорс. Он, как обычно, молча поблагодарил провидение за эту возможность, за то, что госпожа Хёгфорс всегда была дома. Ульф и не помнил, чтобы она когда-нибудь отлучалась из города, хотя она и рассказывала как-то, что четыре года назад она – в самом деле – ездила в Копенгаген, но вернулась в тот же день: по ее словам, с Копенгагеном у нее не сложилось. Была еще поездка в Стокгольм, в гости к двоюродному брату, но, опять же, по словам госпожи Хёгфорс, это предприятие тоже не увенчалось успехом.
– По моему мнению, – сказала она как-то Ульфу, – если уж живешь в Мальмё, то, значит, тут тебе и место. Хёгфорс, – она всегда называла покойного супруга по фамилии, – то же самое говорил.
– Так, значит, господин Хёгфорс тоже никогда нигде не бывал? – спросил Ульф.
Вдова покачала головой:
– Он был человек исключительно широких взглядов, но никогда не считал, будто нужно куда-то ездить. У него, знаете ли, был чувствительный желудок, что не слишком-то сочетается с путешествиями. Если у вас чувствительный желудок, лучше сидеть дома.
Ульф покосился на фотографию господина Хёгфорса, стоявшую в рамочке на столе в гостиной у госпожи Хёгфорс. Хорошо сложенный, бодрого вида мужчина никак не наводил на мысли о чувствительности желудка. На голове у него, как заметил Ульф, красовалась моряцкая фуражка.
– Он был моряком? – осведомился Ульф.
– Нет, – ответила госпожа Хёгфорс. – Но он горячо поддерживал наш флот. Господин Хёгфорс всегда подозрительно относился к русским – с самого детства, как мне кажется. Говорил, что Швеции необходим флот, чтобы противостоять русским. И, по моему мнению, он был прав. Эти русские повсюду, господин Варг, – просто повсюду. Не только в России, где это вполне естественно, но буквально везде – в этих их подводных лодках или что там у них еще.
Несмотря на отсутствие склонности к путешествиям, госпожа Хёгфорс много и увлеченно читала, и ее вполне устраивало, что об экзотических местах, где ей никогда не придется побывать, она узнавала из книг. К некоторому удивлению Ульфа, она, кроме того, читала и научно-популярные труды, но без какой-либо оглядки на дату публикации. Как следствие, она частенько заводила разговор о головокружительных новых возможностях – спустя какое-то время после того, как эти возможности были уже реализованы. Однажды она в волнении принялась пересказывать Ульфу книгу, где предсказывалось, что однажды – без сомнений – человек шагнет на Луну.
– Трудно в это поверить, – заметила она. – Но факт есть факт: весьма вероятно, что это произойдет. Я только что об этом читала.
Ульф ответил, что, скорее всего, это уже произошло.
– О, я так не думаю, господин Варг, – сказала она. – В книге говорится, что все это только планируется.
И тут Ульфу была предъявлена собственно книга – потрепанного вида томик, давным-давно списанный местной библиотекой и приобретенный госпожой Хёгфорс на приходском благотворительном базаре. Из краткой биографии, напечатанной на задней обложке, следовало, что автор родился в 1897 году.
– Что-то Мартен сегодня сам не свой, – сказала она. – Он всегда так радуется вашему приходу, а теперь только посмотрите на него.
Мартен лежал на коврике под обеденным столом госпожи Хёгфорс. Она была права – это было совершенно на него не похоже: проявлять подобное равнодушие к присутствию хозяина.
Ульф наклонился погладить пса. Мартен приоткрыл один глаз, вяло стукнул несколько раз хвостом о пол и снова закрыл глаз.
– Он что-нибудь ел, госпожа Хёгфорс?
– Да, – ответила она. – Я дала ему несколько собачьих бисквитов, которые он так любит. Он все подмел. И нос у него, как видите, влажный.
– Это хороший признак?
– О да. Если у животного влажный нос, значит, ничего серьезного с ним не происходит. Вот если нос сухой, тогда надо начинать беспокоиться.
– Может, он просто устал, – предположил Ульф.
Госпожа Хёгфорс признала, что да, это вполне возможно, но что она лично считает, что проблема, скорее, у него в голове.
– Мне кажется, у него может быть депрессия.
– У собак бывает депрессия?
Госпожа Хёгфорс кивнула:
– Да, насколько я понимаю, бывает, господин Варг. Хёгфорс как-то рассказывал мне о собаке, которая покончила с собой.
Ульф улыбнулся:
