– Может ли это быть, госпожа Хёгфорс?
Она заверила его, что это правда. Пес, о котором шла речь, принадлежал одному лютеранскому епископу, который проявлял по отношению к животному исключительное равнодушие. «Он был крайне несчастный человек, этот епископ, – заметила она. – Смахивал на того епископа из «Фанни и Александра» – знаете, фильм, который сняли совсем недавно. Господин Бергман, кажется.
– У меня такое ощущение, госпожа Хёгфорс, что этот фильм вышел уже некоторое время назад.
– Неужели? Видно, мне нужно ходить в кино почаще. В общем, этот самый епископ был человек исключительно угрюмого нрава, верно? Воображаю, что его собаке жилось не слишком-то весело. Так или иначе, эта собака – собака, которая принадлежала епископу, – вечно ходила точно в воду опущенная. И вот она по запаху нашла в ванной какие-то таблетки и разом их проглотила. Это был конец. Ветеринар ничего не смог поделать, к сожалению.
Ульф поднял бровь.
– Мне кажется, это маловероятно, госпожа Хёгфорс. Может, это была простая случайность? Собаки вечно едят все без разбора.
– Нет, – покачала головой госпожа Хёгфорс. – Это было сделано намеренно.
– Ну, вряд ли у Мартена до этого дойдет. Давайте посмотрим день-другой, как он будет себя вести, и, если он не приободрится, я свожу его к ветеринару.
Мартен вернулся с Варгом на их квартиру, где немного перекусил – без особого энтузиазма, но тем не менее не оставив в миске ни крошки. Потом он уснул, а Ульф тем временем занялся собственным ужином, попутно прокручивая в голове ту странную беседу с Сигне Магнуссон. Что-то в этом разговоре не давало ему покоя, как бывает, когда какие-то детали не укладываются в общую картину. В рассказанной Сигне истории что-то было не так. Что именно, трудно сказать – может быть, даже и вовсе невозможно; здесь, скорее, играла роль не логика, а интуиция. Будучи следователем, он привык доверять собственному чутью, а в этом случае, подумал Варг, на его подсказки следует обращать особенное внимание. Но в чем же именно было дело? Он еще раз вызвал в памяти слова Сигне и – поскольку ему это казалось даже более важным – выражение, с которым они говорились. Может, она не так уж хорошо относилась к своей подруге Бим? Может, это витала в воздухе зависть? У зависти, подумал Ульф, есть совершенно отчетливый запах. Почти неразличимый, но, если он есть, этот запах всегда можно почувствовать. Запах зависти.
Глава 7
Дохлая собака не тонет
На этот день в календаре Ульфа было запланировано два дела. Первое – присутствовать на судебном заседании по обвинению Хампуса Йоханссона в нанесении телесных повреждений. Второе – разговор с Бим в комнате для собеседований номер два. В календаре у Анны стояли две те же самые записи. Как и Ульф, к первому делу она относилась безо всякого энтузиазма, но второе предвкушала с немалой долей любопытства. Такие вот дела, касающиеся преступлений, которые могли быть совершены, а могли и не быть, и были причиной, по которой она вызвалась работать в Отделе деликатных расследований. А еще ей нравилось работать с Ульфом – как и всем остальным. Всем нравилось его чувство юмора и непредсказуемость, проявлявшаяся лишь время от времени. Эта самая непредсказуемость сама по себе была делом непредсказуемым, отчего работать с ним было одно удовольствие.
Следователям было вовсе не обязательно присутствовать на заседаниях, когда судили тех, кого они арестовали, да многие и не ходили на них. Но в некоторых случаях, когда офицеру случалось лично познакомиться с пострадавшим, его присутствие приветствовалось – как знак солидарности. Для пострадавшего увидеть в суде человека, благодаря которому его обидчик предстал перед правосудием, – это логическое завершение произошедшей с ним драмы. Кроме того, присутствие полиции на суде посылало преступнику определенный сигнал: любая попытка запугать или смутить истца ни к чему не приведет – и будет наказана. Но в случае с Хампусом Йоханссеном, однако, все было по-другому: оба следователя относились к обвиняемому со значительной долей симпатии; им даже казалось, что его дело могло быть рассмотрено ускоренным порядком, минуя собственно судебную процедуру. Ульф даже заговорил об этом со своим приятелем, прокурором Ларсом, но в ответ ему было сказано, что такой возможности нет, поскольку имело место вооруженное нападение, а нанесенная травма была достаточно серьезной.
– Раны, нанесенные под колено, потенциально очень опасны, – сказал ему Ларс. – Закрыть на такое глаза невозможно.
– Я и не предлагал закрывать на это глаза, – ответил Ульф. – Я только предположил – что, если…
Но Ларс даже не дал ему закончить:
– Решение принято, Ульф. Прости. Йоханссон отправится под суд. Я могу, если хочешь, ускорить процесс, чтобы поскорее с этим покончить, но суд состоится.
Ульф понял, что Анна разделяет его чувства относительно этого случая, когда они вдвоем ехали в его стареньком «Саабе» на заседание, проходившее в новом здании окружного суда во Флундране.
– Не жду я от этого суда ничего хорошего, – сказала она. – Этот бедняга…
– Потерпевший или преступник? – спросил Ульф. – Кто – бедняга? Хампус или Мальте?
– Я думала о Хампусе, – ответила Анна.
Ульф рассмеялся.
– И я тоже, – сказал он. – Но знаешь что? Мне кажется, это странно, что мы – носители государственного возмездия – симпатизируем нарушителю закона. Правда ведь это странно?
– Когда совершается преступление, проигрывают все. И виновник теряет не меньше, чем все остальные.
Ульф задумался над этим. Он понимал, куда клонит Анна, но от этих мыслей ему становилось как-то не по себе.
– Но разве мы не должны испытывать праведный гнев? – спросил он. – Законное негодование?
– Может, и должны. Но преступник все же – человек. И он попал в переплет – пусть он и сам в этом виноват, конечно, но все же он своими руками разрушил себе жизнь.
– Да, так и есть, – согласился Ульф. – Но мне кажется, моральные границы должны оставаться четкими. Нельзя забывать, что есть то, что правильно, и то, что неправильно, и некоторые люди на одной стороне, а некоторые – на другой.
– Я это знаю, – ответила Анна. – Я просто пытаюсь сказать, что, когда на скамье подсудимых сидит кто-то вроде Хампуса и ты гадаешь, как же он сюда попал, невозможно ему не посочувствовать.
Ульф вздохнул:
– Знаю, знаю. И, если начистоту, я пытался добиться, чтобы это дело не дошло до суда. Поговорил с прокурором, нельзя ли обойтись ускоренной процедурой, без заседания. Он сказал «нет».
– Твой друг? Который… Как же его зовут…
– Ларс. Ларс Патрикссон.
Анна задумалась на минуту.
– Вы же с ним тысячу лет знакомы, верно?
Ульф знал Ларса с тех пор, как им было по семь лет.
– Мы вместе состояли в спораскаутах
[3]. Потом стали роверскаутами, тоже вместе. И в университете учились тоже в одном.
