– Он хочет с вами повидаться. Он очень… Ну, думаю, можно сказать, что он в полном смятении.
Ульф вздохнул:
– Мы не можем отменять приговоры. Для этого существует апелляционный суд.
Блумквист ответил, что дело тут не в сути приговора.
– Проблема в условиях наказания, господин Варг – в этих общественных работах.
– Но это же дело суда, – сказал Ульф. – Не нам решать, кому и что делать. Вы же это знаете, Блумквист.
– Для него это все очень сложно, господин Варг. Он уверен, что только вы сможете ему чем-то помочь. Понимаете, он очень вас уважает.
Ульф посмотрел в потолок. Тогда, в суде, ему было ужасно жаль Хампуса – как и всем, кто там присутствовал. А еще он был человеком исключительной доброты – может быть, человека добрее его в Швеции просто не было, – и ему трудно было отказать кому-то в искренней просьбе; а эта просьба явно была искренней. И все же есть пределы тому, что может сделать один человек. Этот мир полон страданий и свар, эгоизма и всяческих противоречий, притеснений и несправедливости; и любые попытки это исправить, заставить работать весы правосудия порой выглядели как попытка залепить пластырем дыру в плотине. И все же нужно было делать то, что должно, а именно – то, чего требовала от тебя твоя роль в жизни. А Ульф был следователем; он служил в Следственном управлении города Мальмё, а это значило, что он нес ответственность за живые человеческие души – да, подумал он, за души, потому что это старомодное слово значило куда больше, чем просто «население». Душа была чем-то гораздо большим – у души могли быть чувства, устремления – и свои, личные трагедии. Душа имела гораздо большее значение, чем нечто бездушное.
Эти размышления напомнили ему о его долге – о том, что он обязан был сделать просто потому, что был Ульфом Варгом.
– Конечно, я встречусь с ним, Блумквист, – сказал он наконец. – И спасибо вам еще раз за то, как вы помогли с этим делом. Без вас бы мы ни за что не справились.
Блумквист расцвел – это было слышно даже по голосу.
– Все, что в моих силах, господин Варг. Все, что угодно. В любое время. – А потом добавил: – Я же знаю, как вы там, в Отделе, заняты.
Прежде чем закончить разговор, они договорились о встрече с Хампусом. Блумквист зайдет в контору примерно через полчаса, и они вместе поедут на Ульфовом «Саабе» в танцевальную студию, где Хампус преподавал. Когда Ульф повесил трубку, ему снова представилась студия, где произошла та первая, удивительная встреча с Хампусом. Он будто наяву увидел тот зеркальный шар – непременный атрибут дискотек с их дешевым шиком. Присыпанный тальком дощатый пол, который пружинил под ногами. Тальк. Этот тальк. По какой-то причине тальк вертелся у него в голове, но Ульф никак не мог вспомнить почему.
Когда они прибыли, Хампус играл на пианино. На танцполе были две пары – инструкторы и их ученики. Инструкторы были женщины; оба ученика – мужчины средних лет: один в мешковатом костюме, другой – в джинсах и полосатом ситцевом пиджаке. Хампус, который не заметил их прихода, сидел за инструментом на табурете, и его ножки болтались, не доставая ни до пола, ни до педалей; а руки у него были до того короткие, что ему приходилось то и дело изгибаться из стороны в сторону, чтобы достать до самых дальних клавиш.
Инструкторы заметили, как они вошли, но продолжали танцевать. Одна из них громко отсчитывала такт для своего ученика, демонстрируя ему шаги; другая на ходу показывала мужчине в ситцевом пиджаке правильное положение рук. Блумквист, сияя от удовольствия, наблюдал, как они танцуют, и даже постукивал ногой в такт музыке.
– Я просто обожаю танцевать, – сообщил он Ульфу громким шепотом. – Мы с женой ходим на танцы, когда только можем. Очень много танцуем.
Ульф кивнул.
– Да, – сказал он. Летта любила танцевать; он – не так уж.
– Наша дочка становится неплохой танцовщицей, – заметил меж тем Блумквист. – Но она занимается не бальными танцами – балетом.
Ульф улыбнулся.
– Это здорово, – сказал он.
– А вы знали, что там, в Стокгольме, есть балетная школа?
Ульф молча наблюдал за танцующими. Блумквист слишком любил поговорить; в самом деле, слишком. Разве так уж плохо просто помолчать?
– Да, я об этом слышал.
– Шведская королевская балетная школа. Кажется, они берут туда совсем еще детей. Мы, конечно, пока не можем послать туда Свеа – ей, знаете, всего восемь. Восемь – это чересчур рано, как вы думаете? Нельзя принимать решение о будущей карьере, а балет – это настоящая карьера, если тебе всего восемь.
Темп музыки нарастал; Хампусу теперь приходилось еще энергичнее изгибаться из стороны в сторону, чтоб дотянуться до нужных клавиш. Пол поскрипывал под ногами танцующих. Ульф смотрел, как их ноги взбивают тонкий слой талька, который лежал на досках.
– Я и сам брал уроки балета, когда был маленьким, – говорил меж тем Блумквист. – Всего год или два. Бросил, потому что меня начали дразнить.
Ульф покосился на него:
– Просто не могу себе этого представить, Блумквист.
Тот улыбнулся во весь рот.
– О, я лично считаю, что у меня неплохо получалось, господин Варг. Может, мне стоило бы продолжать. Кто знает, может, я стал бы профессиональным балеруном, а не полицейским. – Он немного помолчал, должно быть, пытаясь себе это вообразить. – Жизнь – странная штука, верно? Принимаешь решение, которое может определить всю твою жизнь, но в тот момент ты просто этого не знаешь, верно? Ты не знаешь.
– Нет, наверное, не знаешь.
– А вы никогда не занимались балетом, господин Варг?
– Нет, Блумквист. Балетом не приходилось.
– А у вас, наверное, неплохо бы получалось. Вы бы удивились, узнай, какие люди оказались просто созданы для балета.
Хампус меж тем уже почти дошел до конца пьесы. Прозвучали последние аккорды, а потом он со стуком захлопнул крышку. Мужчина в ситцевом пиджаке громко воскликнул «О!» – явно довольный тем, как у него получается. Инструктор потрепала его по плечу – сплясано было неплохо.
Хампус повернулся и заметил Ульфа и Блумквиста. Спрыгнув с табурета, он быстро подошел к ним и пожал Ульфу руку.
– Спасибо, что пришли, господин Варг, – сказал он. – Надеюсь, вам не пришлось слишком долго ждать.
– Мне приятно было понаблюдать, – ответил Ульф. – И вы – превосходный пианист, господин Йоханссон.
Хампус скромно отмахнулся:
– Нет, на самом деле это не так, господин Варг. Я играю чисто утилитарно.
– Я смотрю, вы не достаете до педалей, – заметил Блумквист. – Это, наверное, затрудняет дело.
Ульф покосился на Блумквиста. Хампус нахмурился, а потом потер руки, будто у него затекли пальцы.
– А вы не думали установить какое-нибудь устройство, чтобы нарастить педали? – продолжал Блумквист. – Какие-нибудь рычаги?
