– Так что я отправилась прямиком на ту квартиру – помнишь, где мы видели ботинки? И там его и нашла. И второго тоже.
– Обоих?
– Да. И оба были без одежды – что один, что второй.
– Как странно, – сказал Ульф.
– Я сказала ему одеться и бегом бежать к родителям, чтобы их успокоить.
– Лучшее, что можно было сделать в этой ситуации, – сказал Ульф. Он покачал головой. – Уж эта молодежь!
– Мы были абсолютно такими же, – заметила Анна.
– Мы одежду с себя не снимали, – сказал Ульф. – По крайней мере, не так часто.
– Ладно уж, – вздохнула Анна. – Снявши голову…
– …По волосам не плачут, – закончил за нее Ульф.
И оба замолчали. Пора было возвращаться на работу. Обоим этого не хотелось. Но было надо.
Тем вечером, вернувшись к себе, Ульф принял душ, переоделся, а потом постучался в дверь к госпоже Хёгфорс, чтобы забрать Мартена. Соседка как раз варила черничное варенье и дала ему баночку – поставить в буфет.
– Балуете вы меня, госпожа Хёгфорс, – сказал Ульф.
А она ответила:
– Вы этого заслуживаете, господин Варг. А уж если вдове нельзя побаловать такого человека, как вы, то что ей еще остается делать, я вас спрашиваю?
Он спросил у нее, как обстоят дела у Мартена.
– Определенно идет на поправку, господин Варг, – сказала она. – Тут уж сомневаться не приходится. Погнался сегодня за белкой – вот уж чего он давненько не делал. И снова начал лаять – все более уверенно.
– Я очень рад это слышать, госпожа Хёгфорс, – сказал Ульф.
Потом он вывел Мартена на вечернюю прогулку. Уговаривать пса не пришлось – Мартен охотно вышел на улицу, и, казалось, в нем снова пробудился интерес к видам и запахам парка. Ульф почувствовал себя счастливым – Мартен будто уходил в какой-то неизведанный край, а теперь он вернулся. Будь я католиком, подумал Ульф, я бы поставил свечку святому Франциску, поблагодарить его за то, что моя собака вернулась ко мне; но я – не католик; не верю я во все это – хотя иногда, быть может, я об этом жалею; быть может, это утешало бы меня время от времени. И что вообще в этом плохого – верить в святого Франциска, который был таким добрым и любил животных, когда в этом мире столько всего неправильного? Если один род любви тебе недоступен, подумал Ульф, тогда, может быть, в мире есть и другие, готовые дать тебе то, что любовь всегда дает человеку. Может быть, они есть и ждут.
Он посмотрел на Мартена, который трусил рядом с ним по дорожке.
– Хороший ты пес, Мартен, – сказал Ульф.
Мартен, будучи глухим, ничего не услышал. Но потом он поднял взгляд на хозяина, а Ульф, подчиняясь внезапному импульсу, сказал, четко обозначая каждый звук губами:
– Волк.
Он и сам не знал, почему так сделал; слово пришло к нему само собой.
Мартен внимательно смотрел на него, силясь разобрать движения губ хозяина против вечернего света. Наконец ему это удалось, и, к крайнему удивлению Ульфа, он сел и, задрав морду, завыл.
Некоторое время Ульф стоял неподвижно. Потом наклонился, потрепал Мартена по голове, успокаивая пса, и, развернувшись, повел его по той же дорожке, которой они сюда пришли, – такие дорожки всегда приведут вас обратно домой.
