– Да, Уоткинз, тебе повезло! – со знанием дела протянул Джордж. – Причеши бороду и застегнись на все пуговицы, сейчас сюда понаедет все твое начальство.
– Лучше бы ты сходил за помощью на Олдгейт, – заворчал Уоткинз. – А я пока труп покараулю.
– Да он не убежит, – успокоил констебля сторож, однако вставил свой свисток в рот и залился переливчатым свистом, слышным далеко окрест.
– Пересидим здесь, – сказал Артемий Иванович ирландцу и Васильеву. В углу комнаты, куда не доставал свет горевших на площади фонарей, он ощупал покрытую клочьями старых сырых обоев стену, содрал большой шмат, положил на пыльный пол прямо на трещавшие под ногами осколки битого стекла и куски отвалившейся штукатурки, и сел. – Главное теперь – не шуметь. И еще бы что-нибудь съесть.
– Там на площади один только констебль остался, – сказал Даффи. – Давайте выскочим, оглоушим его каким-нибудь кирпичом и убежим.
– Сиди уж, – струсил Артемий Иванович. – Пока кирпич искать будем, тут вся лондонская полиция соберется.
– Тогда мы до вечера голодные сидеть будем, если полиция нас раньше не найдет. А даже и найдут, то тоже враз не накормят.
– Тс-ссс! – зашипел Владимиров. – Уже идут.
Он выглянул в окно и увидел сторожа, приведшего на помощь Уоткинзу двух констеблей.
– Наконец-то! – воскликнул Уоткинз. – Один пусть останется у тела, а второй сходит за доктором Секейрой, он живет ближе всего отсюда, на Джури-стрит. Мне надо сходить на Бишопсгейт в участок и сообщить о случившемся инспектору Колларду.
– Здесь где-то должна быть кухня, – сказал Артемий Иванович, отходя от окна. – А на кухне не может не быть съестного.
– Тут нет даже тараканов, – возразил Даффи.
– Это мы сейчас увидим.
Владимиров вышел в коридор и направился в дальний его конец. Здесь действительно было помещение, служившее когда-то кухней, даже с остатком газовой трубы, сиротливо торчавшей из пола. На стене висел растрескавшийся кособокий ящик с отломанной дверцей. Артемий Иванович сунул туда руку и пошарил, наткнувшись на что-то твердое, словно камень. Он достал подозрительный предмет и подошел к окну. При свете, пробивавшемся сквозь грязное стекло, они с Даффи определили, что это, скорее всего, когда-то было хлебом. Владимиров постучал предметом по стене, с потолка посыпалась штукатурка и они спешно покинули кухню.
– Может, у тебя, Николай, есть чего съесть? – спросил Артемий Иванович у прикорнувшего в углу комнаты Васильева. – Тебе же Дарья пирожки давала.
– Я уже съел их.
– А больше у тебя ничего съестного нету?
– Нет, у меня все Конрой отобрал, – промямлил фельдшер.
– Что хоть было-то?
– Кусочек почки. И еще там всякое…
– Ах, почки! – причмокнул Артемий Иванович. – Телячьи почки сотэ, да под соусом-томат с мадерой, да с жареным картофелем… Откуда они у тебя?
– Из брюха-с.
– Ясно, что не из зада. Какие, телячьи или воловьи?
– Женские-с.
Кисло-сладкий ком подступил к горлу Артемия Ивановича и он подбежал к окну. Тотчас снизу раздался удивленный голос:
– Что это вам упало на цилиндр, доктор Секейра?
Доктор Секейра задрал голову и посмотрел на небо. Затем снял свой лощеный шелковый цилиндр и внимательно оглядел его.
– Должно быть, это птичка, – сказал он неуверенно.
– Уж очень велика, – выразил сомнение приведший доктора констебль.
– Ее просто укачало, – со знанием дела объяснил сторож.
– Как это неприятно. Господа, принесите мне воды.
– И мне, – сказал сверху Артемий Иванович, но его, к счастью, никто не услышал.
Пока сторож бегал к себе на склад за водой, констебль посветил доктору фонарем на тело, но Секейра лишь отрицательно покачал головой.
– Нет, констебль. Я как правило лечу живых людей, а вправлять кишки покойникам – дело полицейского врача. Не хватало только, чтобы меня обвинили в краже полфунта печенки для научных целей. Без полицейского хирурга я не буду проводить детальный осмотр. Давайте дождемся его прибытия.
* * *
– Я думал, они несчастные, а они вон что устроили! – заявил инспектор Пинхорн, пролезая через узкую калитку в воротах двора Датфилда. – Будь теперь моя воля, я бы этот жидовский клуб на Бернер-стрит вовсе закрыл! Ну что, доктор Филипс?
Доктор вынул руку из расстегнутого лифа мертвой женщины и сказал, вытирая ее надушенным платком:
– Пульса нет. Жизнь в ней потухла окончательно, однако она все еще теплая.
– Ее выпотрошили?
– Нет, только перерезали горло.
– Жаль, но может это и к лучшему – меньше возни, – сказал Пинхорн. – Всем доброе утро. Уайт, где ваш патрон, инспектор Салливан?
– Я уже вызвал его телеграммой. Он вот-вот должен приехать.
– Абберлайн тоже приедет?
– Не знаю.
– А зря. Мне тогда бы не пришлось допрашивать все это быдло.
– Вот тут мистер Мэттью Пакер, зеленщик, – сказал сержант Уайт Пинхорну. – Его фруктовая лавка находится слева от ворот.
– Ой! – скривился Пинхорн. – Допросите его сами.
– Да, это просто ужасно! – воскликнул Пакер. – Но я ничего не видел. В половине первого я закрыл ставню на своем окне, из которого я торгую фруктами, и не видел никого.
– Кто еще проживает у вас в доме?
– Моя жена и двое квартирантов.
– Они тоже ничего не видели и не слышали? – устало спросил сержант.
– Нет, если бы они что-нибудь слышали, они бы давно проболтались мне. Женщины, они знаете какие болтливые! А даже если бы они что-нибудь и сказали мне или вам, то стоит ли им верить? Они же могут такого напридумывать, что потом сам черт ногу сломит.
Из приехавшего кэба выбрался инспектор Салливан и подошел к сержанту Уайту и Пакеру.
– Перед тем, как прийти в участок после проверки поста в школе, – сказал ему Уайт, – я зашел к вашему Курашкину домой и узнал, что он, уходя из клуба, видел высокого старого ирландца с рыжими усами.
– У него была борода? – спросил инспектор.
– Нет.
– Это Рендл! – безапелляционно заявил Салливан. – Бороду он наверняка сразу после бегства сбрил. Пинхорн в клубе? Пойду, переговорю с ним.
– Салливан! Идите сюда! – крикнул Пинхорн, завидев, как в щель в воротах протиснулся знаменитый скотланд-ярдовский полиглот. – Черт побери, что за темнота! Где этот Ласк со своим комитетом, он обещал на каждом углу понаставить фонарей?!
– Что-нибудь уже удалось найти? – спросил Салливан.
– Что можно найти в такой темноте! – воскликнул Пинхорн.
