– По моему мнению она находилась на земле.
Миссис Реддифорд повернулась к поляку, чтобы спросить о чем-то, но Фаберовский, нервничавший от того, что не знал, удастся ли Крофорду убедить судейских не оглашать приметы Коновалова, не был сегодня расположен к разговорам. Он извинился и подался в сторону. Но и здесь он не нашел покоя.
– Я узнала вас, – ухватила его за рукав старая дама, пахнувшая крепкими мужскими духами. – Вы из того агентства на Стрэнде, которое ищет моего Байрона! Что вы уже предприняли за это время?
– Мы дали объявления в газете, – раздраженно ответил Фаберовский, выдергивая свой рукав из цепких старушечьих лапок.
– Я и сама могла бы это сделать. Я плачу вам за то, чтобы вы нашли мне мое сокровище, а вы за эти два месяца дали только объявление в газету!
– У нас есть сейчас дела поважнее вашего Байрона. Мои сыщики охотятся на Уайтчеплского убийцу. Скажите лучше, свидетель, который видел убийцу с его жертвой напротив «Имперского клуба», уже выступал?
– Нет, но мне сказали, что его намерены допросить на сегодняшнем заседании.
Фаберовский кивнул и обратил свой взор на Крофорда. Тот заметил появление поляка, но не подал виду.
– Приводит ли вас характер ран к какому-либо заключению относительно вида инструмента, которым они были нанесены? – спросил он у доктора и доктор Браун ответил, взглянув в свою бумажку:
– Острым ножом, и он должен быть остроконечный; а из разреза в брюшной полости я должен сказать, что нож был длиной по крайней мере шесть дюймов.
– Полагаете ли вы, что человек, который нанес эти раны, обладал большим анатомическим навыком?
– Хорошими знаниями о положении органов в брюшной полости и способе их удаления, – уточнил Браун.
– Могли бы удаленные органы использоваться с какой-нибудь профессиональной целью?
– Они были бы бесполезны для профессиональных целей.
– Вы говорили об удалении левой почки, – Крофорд бросил мимолетный взгляд на Фаберовского. – Требовались ли большой навык и знания, чтобы ее удалить?
– Чтобы удалить ее, – сказал доктор Браун, – требовались значительные знания о ее положении. Легко допустить ошибку. Она закрыта диафрагмой.
– Скажите, мадам, – отвлек хозяйку Байрона Фаберовский. – Как я понял, убийца удалил из тела левую почку. Это единственный исчезнувший орган?
– Ну что вы, сэр! – воскликнула дама. – Осведомлены ли вы, молодой человек, в чем женщины вынашивают детей? Так вот покойная больше не сможет вынашивать их!
– Возможно ли, – спросил Крофорд, – чтобы знанием о положении почки обладал некто, привыкший к разделке животных?
Доктор Браун дал утвердительный ответ и опять заглянул в бумажку.
– Чего он там смотрит в своей бумажке? – проворчал Фаберовский.
– Вы глупы и дурно воспитаны, молодой человек, – воскликнула дама. – Мало того, что вы не можете найти моего Байрона, так еще ничего не понимаете в судопроизводстве! У него на бумажке медицинское заключение.
– А вас не спрашивают, – оборвал ее поляк.
– Неотесанный хам! – обиделась дама и отвернулась, вздернув подбородок и поджав губы.
– Удалось ли вам, доктор Браун, сформулировать какое-нибудь мнение о том, помешали ли виновнику этого действия при его исполнении? – спросил Крофорд.
– Я думаю, у него было достаточно времени, – ответил Браун. – Мой резон – то, что он не отрезал бы нижние веки, если бы сильно спешил.
– Так он ей еще и веки отрезал! – удивился поляк.
– И веки, и нос, и лицо ей изрезал! – не утерпела дама. – А вы нахал! Когда вы найдете мне мою собаку?!
– А как много времени, вы думаете, заняло нанести все эти раны и совершить такое дело? – вновь спросил Крофорд.
– Потребовалось бы по крайней мере минут пять.
– Можете ли вы, как профессионал, привести какую-нибудь причину для удаления некоторых органов из тела?
– Нет, не могу.
– Нет ли у вас сомнений в вашем мнении, что не имелось никакой борьбы?
«Если бы была борьба, рожа Васильева была бы расцарапана», – подумал поляк.
– Я чувствую уверенность в том, что не было никакой борьбы, – сказал Браун.
– Придерживаетесь ли вы в равной степени мнения, что это действие было действием только одного человека, одной личности?
Услышав вопрос Крофорда, Фаберовский напрягся и уставился на доктора.
– Я так думаю, – ответил Браун. – Я не вижу никакой причины для какого-либо иного мнения.
Фаберовский не знал, какой ответ Брауна хотелось бы ему слышать. Несколько убийц были бы хороши для обвинения социалистов, а один – для усиления страха среди публики перед маньяком-реформатором. Впрочем, выбирать ему не приходилось.
– Можете ли вы, как профессионал, объяснить факт, что не было слышно никакого шума в ближайшей окрестности?
– Горло было так мгновенно перерезано, что я не предполагаю, чтобы имелось хоть какое-нибудь время издать даже малейший звук.
– Ожидали бы вы найти много крови на человеке, который нанес эти раны?
– Нет, я не ожидал бы.
«Ну и дурак, – подумал Фаберовский. – Все его барахло сжечь пришлось».
Он посмотрел на свою соседку, которая явно собиралась с силами, чтобы сразу по окончании допроса доктора обрушить на голову поляка все свое негодование, и решил не устраивать скандала. Воспользовавшись тем, что она отвлеклась на доктора Брауна, поведшего речь о куске фартука, найденного на Гоулстон-стрит, Фаберовский сгорбился, постаравшись сделаться незаметнее, попятился назад, добрался до двери и тихо выскользнул на улицу.
Пока длится дознание, он решил съездить к викарию прихода Сент-Джонс-Вуд уладить вопрос о своем переходе из католичества в англиканство. Если женитьба на Пенелопе станет неотвратимой, для получения брачной лицензии Фаберовскому будет необходимо иметь уже готовый сертификат о том, что он пребывает в лоне англиканской церкви. Поляк свистом подозвал кэб, но прежде, чем он успел сесть в подъехавший экипаж, рядом остановился наемный брум и из него вывалилась веселая компания, причем Фаберовский с содроганием узнал голос Артемия Ивановича, кричавшего выходящим из кэба дамам:
– Быстрей, быстрей, пока всех покойничков не разобрали!
Эстер и Пенелопа с решительным видом двинулись ко входу в морг, но Фаберовский загородил им дорогу.
– Зачем вы сюда приехали, пан Артемий? Да еще с дамами!
– Доктор Смит принимает сегодня пациентов в Лондонском госпитале, поэтому я решил захватить барышень с собой, чтобы им было не скучно.
– То, о чем здесь говорят, не для женских ушей.
– Да-да, – поддакнул Артемий Иванович. – Он ей, кажется, обрезал ухи.
