– Почему?
– У него словно ничего нет.
– Я подозревал что-то такое. Но человек физически не может жить без мозга.
– Я не говорил о мозге. У него нет никакой ауры!
– Я удвою вам вознаграждение!
Собравшись с силами, Лиз вновь взялся за свою нелегкую работу.
– Вот, вот! – воскликнул он. – По-моему, что-то есть! Я вижу отдельные предметы, проплывающие на сером фоне. Бутылка, вилка, солонка, кольцо с большим камнем и потом тот же камень, но без кольца…
– Прекратите говорить загадками!
– Вы мне мешаете! Теперь я вижу рыбу…
– В пруду?
– На большом блюде… Нет, это не рыба, это женщина с рыбьим хвостом…
– Опишите ее!
– Ее лицо очень миловидно, в ее руке бутылка… проплывает весло, затем полицейский шлем… Все, больше ничего не плывет. Кажется, течение поворотило вспять. Поплыло то же самое, но в обратном порядке!
– Просыпайтесь! – в ярости крикнул поляк в ухо Артемию Ивановичу.
– Рад стараться, ваше величество! – подпрыгнул в кресле Владимиров, пытаясь принять стойку «смирно». – Пенюшка и Асенька со мной!
– Пан сорвал нам сеанс в самом интересном месте, – сказал Фаберовский. – Я едва не узнал, кто же был убийцей.
– Васильев, – еще не проснувшись до конца, сказал Артемий Иванович. – А городовой сам виноват, полез в воду, а плавать не умеет.
– Сэр, мы можем каким-либо другим образом узнать имя убийцы? – обратился к медиуму поляк.
– Если только устроить спиритический сеанс. Но это потребует увеличения гонорара. – Лиз показал Фаберовскому указательный палец.
– Хорошо, мы согласны. Пан Артемий, ваш храп обойдется нам еще в один фунт.
– О ужас! – Владимиров проснулся окончательно. – Да за такие-то деньги я сам скажу вам любое имя!
– Пан только что сказал одно имя. Хорошо, что тот господин не разумеет по-русски. Сэр, какого духа мы вызовем сейчас?
– Сначала надо все приготовить.
– За тем дело не станет. И все же. Может, вызовем какого-нибудь значительного духа, например, покойного принца-консорта?
– Что, супруга королевы? – вскинулся Артемий Иванович. – Венценосные особы – нет, я без санкции посольства не могу-с!
– Нам придется общаться с тем духом, который откликнется на наш зов, – сказал Лиз. – Принесите, пожалуйста, небольшой столик. Надо что-нибудь полегче, чтобы духи могли двигать его.
Поляк взял столик, который он перед началом сеанса принес из столовой.
– Поставьте его перед камином, – попросил Лиз. – И погасите все свечи, кроме той, что на каминной полке.
Втроем они сели вокруг столика и положили на столешницу руки. Стол тут же неудержимо задребезжал. Поляк сердито посмотрел на Артемия Ивановича и тот скрестил руки на пузе. Спустя некоторое время стол вздрогнул.
– Ну вот, пошло, – сказал Фаберовский.
– Считайте толчки, – велел Лиз. – Сколько качаний, таков и номер буквы в алфавите. Как ваше имя?
Стол закачался.
– Первая буква «Джей», – объявил Лиз. – Мы готовы слушать дальше.
Стол затрясся дальше. Имя духа оказалось ДЖУБЕЛО.
– Какое мерзкое, – шепнул поляк Владимирову. – Напоминает надпись Конроя на Гоулстон-стрит.
– Нас интересует один единственный вопрос, – сказал медиум. – Скажи нам, каково имя Уайтчеплского убийцы?
Стол качнулся семь раз.
– Седьмая – это буква «Джи».
Стол затрясло, как вагон конки на стрелках.
– Двадцать восемь! – радостно воскликнул Артемий Иванович.
– В английском алфавите только двадцать шесть букв, – сказал Фаберовский. – Моим мнением, он качнулся двадцать два раза. То есть буква «Вэ».
– Нет, – уверенно сказал Лиз. – Стол качнулся ровно двадцать один раз, и буква будет «Ю».
– Меня одолевают некоторые сомнения, – подозрительно сказал поляк.
– Давайте спросим у духа, – предложил Лиз. – Ты качнул стол двадцать один раз, да?
Стол качнулся один раз.
– Буква «Эй», – объявил поляк. – То есть да или нет?
– У духов одно качание означает «да», – уверенно сказал медиум.
– Очко, – сказал Артемий Иванович. – Двадцать один раз.
– Значит, «ГА». Продолжаем.
Медиум вытер вспотевший лоб платком и опять положил руки на столешницу.
Стол накачал еще два раза по двенадцать.
– Получается «ГАЛЛ», – возгласил медиум. – Доктор Галл!
– Вы в своем уме?! – вскричал Фаберовский. – Доктор Галл – личный врач королевы Виктории!
– Это какое-то сумасшествие! – поддержал его вскочивший и разом протрезвевший Владимиров. – Нет, мы не можем на это согласиться! Личный врач королевы – Потрошитель! Да это ж курям на смех!
– Простите, сэр, но вы со своими духами перешли всякие границы приличия! – сказал Фаберовский, вставая. – Идите лучше в полицию. Может, они вам поверят.
– Я уже был и в Эйч-дивизионе, и у майора Смита из полиции Сити, и у комиссара Уоррена. И все говорят мне, что я идиот и ненормальный.
– Честное слово, они правы. После того безобразия, что вы здесь учинили, я не могу больше принимать вас в своем доме!
– Что же мне делать?
– Одеться и уйти подобру-поздорову. Не вынуждайте меня применить силу. Ведь вы джентльмен, пусть и сумасшедший!
Доктор Лиз испуганно засобирался и быстро ретировался.
– Вот видите, что говорят духи, пан Артемий, – сказал Фаберовский, провожая медиума взглядом из окна, пока тот бежал от крыльца до калитки. – Они тоже уважают за Потрошителя врача. Дался же всем врачебный опыт убийцы! Ну и что с того, что Васильев – фельдшер?! Неужели он действительно потрошит их как-то по особому?
– Надо дать ему курицу для эксперимента.
– Между прочим, Лиз ушел, не получив ни фартинга. Сэкономленные деньги по праву принадлежат мне.
– Ну уж нет, делим их пополам! – возмутился Артемий Иванович.
– Между прочим, сеанс уже закончился, – закатывая рукава, сказал Фаберовский.
* * *
Во вторник утром в доме у Фаберовского, решившего до полудня провести время в чтении газет и размышлениях о вечных вопросах жизни и смерти, появился инспектор Абберлайн. Газеты дали поляку достойную пищу для размышлений. Они сообщали о том, что в воскресенье Столичная полиция начала сплошные опросы, что Ласк написал в министерство внутренних дел письмо с требованием требуя пообещать прощение любому соучастнику, не задействованному непосредственно в убийстве, а «Таймс» возмущалась, что теперь, кажется, любой человек на улицах подозревает в убийствах каждого встречного, словно люди устроили между собой соревнование, кто первый донесет на своего соседа. Лондон предвкушал и втайне ждал новых убийств. Но приход Абберлайна навеял поляку такие мысли, от которых ему просто стало тошно и все, что писали газеты, сразу показалось пустым и ничего не значащим.
