– У вас неправильная была пропорция, – пробормотал под нос Артемий Иванович.
– Пропорция чего? – переспросил Фаберовский.
– Эликсиру.
– Перестаньте корчить из себя идиота, пан Артемий! – вспылил поляк. – Отвечайте прямо на вопрос: почему пана не было в спальне миссис Смит?
– Я же говорил, что пропорция неверная.
– Теперь я понимаю, почему медиум был так смущен, водя руками над головой пана, и что он имел ввиду, говоря, что там ничего нет. Если бы в голове у пана что-нибудь было, он бы понял, что он натворил.
– Я ничего не творил, – возразил Артемий Иванович. – Я все это время тихо стоял в гостиной.
– По мнению Эстер выходит, что либо пан, либо я, либо мы оба просто мошенники. Ведь я договорился с ней, что выманю доктора, а в это время она откроет для пана дверь. Пан у нее не появился, зато кто-то воспользовался открытой дверью и обыскал кабинет ее мужа. Кто, по мнению пана, мог это сделать?
– Вы.
– Правильно. Теперь в глазах Эстер я выгляжу обманщиком и негодяем, подло воспользовавшимся ее чувствами к пану в своих гнусных целях. И как я теперь смогу при такой репутации свататься к ее падчерице?
– Ну и пошел бы я к ней – что бы это изменило? Все равно бы вы скотиной оказались. Доктор все равно заметил бы, что вы в кабинете рылись, и Эстер все равно посчитала бы вас подлецом, который пошел на сводничество и использовал ее чувства ко мне ради своих гнусных целей.
Доводы Владимирова были очень резонны и поляк просто опешил: о таком, благоприятном, исходе событий он и не думал. Он в который раз поймал себя на мысли, что Артемий Иванович только прикидывается дураком и неумехой. Тем более что о вчерашней встрече с Ландезеном он даже не упомянул.
– Пожалуй, пан прав, – сказал Фаберовский. – Но сейчас это уже не имеет значения. Мне удалось убедить Эстер в том, что кроме пана никого в доме не было. Сейчас мы с паном пойдем в Риджентс-парк, где в саду Зоологического общества нас будут ждать мисс и миссис Смит. Пану Артемию предстоит неприятное объяснение с Эстер, но не вздумайте говорить ей, что я был в доме. Доктор Смит развил бурную деятельность, чтобы доказать наше участие в Уайтчеплских убийствах, и если моя свадьба с Пенелопой расстроится… Выбирайте, что пану милее: виселица или зонтиком по морде?
– Зонтиком по морде, – не раздумывая долго, выбрал Артемий Иванович. – И сегодня вечером обед в ресторане.
– Тогда пойдемте, и по пути я растолкую пану, что он должен говорить.
Они вышли за калитку и поляк повел Владимирова в тумане к Риджентс-стрит, уверенно пробираясь в лабиринте тихих улиц.
– Во-первых, пан должен запомнить как «Ave Maria», что меня в доме в ту ночь не было. Во-вторых, что сам пан Артемий в доме был и я лично туда его привез. И в-третьих, что пан спугнул какого-то незнакомца в маске высокого роста, который и рылся в кабинете доктора. Пан преследовал грабителя и поэтому не смог выразить своих чувств обожаемой Эстер.
– А если Асенька мне не поверит и не простит?
– Тогда скажите ей, что будете каждую ночь ходить с балалайкой ей под окно на Харли-стрит и петь серенады.
– Я не умею петь, – возразил Артемий Иванович.
– Думаю, это не понадобится. Пан заслужит полное прощение ценой двух ударов зонтиком по его толстым небритым щекам.
Артемий Иванович погрузился в грустные раздумья. Ему показалось, что он слишком часто расплачивается своим лицом за чужое благополучие и семейное счастье. Ему самому хотелось бы жениться, и не на ком-нибудь, а на Эстер, и ради этого он готов был бы принять, как какой-нибудь мученик, удары зонтиком по ланитам. Вместо этого его рожа будет страдать ради женитьбы поляка! А обстановочкой, которую он приобрел в квартиру на Сент-Джорджс-уэй, пользуется Дарья с Васильевым. Как несправедлив этот мир.
Поляк еще что-то говорил ему, но Артемий Иванович не слышал его – он жалел себя. И так, жалеючись, он дошел до входа в Зоологический сад, где необходимость выложить шиллинг за вход вернула его к действительности.
– Не буду платить, – озлобленно заявил поляку. – Мне там по морде будут давать ради вашего счастья, а я за это плати.
Поляк не стал спорить с ним и заплатил за обоих. Из-за густого тумана сад был пуст. Смутные очертания деревьев дрожали в плотной серой дымке. Они с трудом нашли большое длинное здание Львиного дома, где их уже ждали Эстер с Пенелопой.
Состояние дам удивило даже Артемия Ивановича. У обоих были заспанные усталые лица, прически были уложены кое-как, да и одежда не отличалась обычной безупречностью. Можно было подумать, что они обе провели бессонную ночь где-то вне дома.
– А зонтика-то у нее нет, – шепнул Владимиров на ухо Фаберовскому, пряча свой собственный зонтик за спину.
– Когда вы приглашали нас на прогулку, – холодно обратилась к Фаберовскому Эстер, даже не глядя на Артемия Ивановича, укрывшегося за спиной поляка, – то ничего не говорили о присутствии мистера Гурина. Нам неприятно его видеть и мы уходим.
– Я взял на себя смелость, миссис Смит, пригласить мистера Гурина сюда, поскольку он представил мне такие объяснения, которые показались мне заслуживающими внимания. Вылезай, козел, тебе пора на заклание.
Артемий Иванович покорно выдвинулся из-за поляка и встал, понуро опустив плечи и прикрывая котелком причинное место.
– Я прошу вас, выслушайте его. Уделите ему несколько минут, этот достойный джентльмен пал жертвой собственного благородства и несправедливых обвинений. Он пытался защитить вашу честь…
– И это ему удалось, – ядовито сказала Эстер. – Моя честь от него в эту ночь не пострадала.
– Может мне предложить ей выйти за меня замуж? – по-русски спросил Владимиров у поляка.
– Молчите, дубина. Миссис Смит, я думаю, что и вы, и мистер Гурин хотели бы расставить все точки над «i» в этой истории… Позвольте нам с Пенелопой оставить вас одних, – мы пока посмотрим на львов, – чтобы мистер Гурин смог представить на ваш суд свои оправдания.
Миссис Смит нехотя позволила Артемию Ивановичу взять ее под ручку.
– Пойдемте прогуляемся до обезьянника, – предложила она. – Надеюсь, вам хватит времени, чтобы покаяться.
– Я так и думал, что вы должны любить обезьян, – начал свое покаяние Артемий Иванович.
– Да, я имела несчастье полюбить одну обезьяну и теперь сожалею об этом.
– Я полностью с вами согласен… – Артемий Иванович достал из кармана портсигар, взял сигарету и утвердил ее во рту. – Но давайте не будем говорить о вашем муже.
– Я говорю не о Гилбарте, а о вас.
– Да, да… Любовь зла, полюбишь и козла, – Владимиров горестно покачал головой.
– Так почему же вы не пришли?
– В вашем доме я был. Я поднялся по лестнице и уже подходил к дверям спальной, когда из гостиной донесся подозрительный шум. Я пошел туда и тут на меня набросился какой-то неизвестный в маске. В жестокой борьбе мы повергли наземь какую-то статую, а потом пришла Пенелопа и он бросился бежать. Я преследовал его, но не догнал. И обратно, после того, как мы разбудили Пенюшку, я возвратиться не мог. Я так страдал, Асенька, я грезил о тебе все эти ночи, я засыпал с мечтой о новой встрече…
