– Я бы и рад, да и ты, голубчик, вижу, уже готов ехать, но у нас возникла очередная проблема. Вот, погляди, это донесение Леграна. Он пишет, что ирландцы опять исчезли, а Фаберовский считает, что они могли попасть к Особому отделу.
– Бог мой, но если они у Особого отдела, свяжитесь с Монро да покончим со всем этим.
– Если бы ирландцы оказались у Монро, он бы мне об этом сообщил! Но ирландцы просто исчезли, растворились, как по волшебству! Да еще поляк с Владимировым требуют денег, которые я им обещал выплатить по окончании.
– Ну, пошлите им немного, чтобы они дожили до конца и не скончались раньше него.
– И не подумаю, – отрезал Рачковский. – Пускай сперва найдут ирландцев. Без денег они все вынуждены будут собраться у Фаберовского. Опять же, чем меньше денег у Артемия Ивановича, тем мне спокойнее. А ты напиши своему приятелю Леграну, чтобы он тайно от поляка посетил его дом и присмотрел, каким образом при необходимости там можно устроить взрыв.
* * *
Кэб застрял в толпе на углу Коммершл-стрит среди прочих экипажей, привезших своих респектабельных пассажиров взглянуть на место недавнего убийства.
– Можно подумать, что у них тут гуляние! – проворчал поляк, расплачиваясь с извозчиком.
– Конечно, воскресенье же! – благостно поглаживая брюшко, порадовался Артемий Иванович. – Дела свои сделали и гуляют, как мы.
Окрестности Дорсет-стрит были заполнены тысячами бездельников, привлеченных болезненным любопытством. Вся окрестность напоминала ярмарку. Прямо на тротуаре возвышались горы фруктов, рядом стояли тележки продавцов сладостей и все торговцы невероятно кричали и вопили, призывая покупателей.
– Эх, Урода с нами нету! – посетовал Артемий Иванович, покупая ананас и пытаясь укусить его, держа за ботву. – Он бы порадовался! Мы б ему винограда гнилого купили! Фу, гадость колючая!
Владимиров бросил ананас в сточную канаву, причем это ничуть не испортило его настроения.
– Сэр, сэр! – изумился продавец. – Его надо было сначала почистить от шкуры!
– Вот сам и чисти его, если хочешь!
Внезапно толпа взбурлила, словно вода в самоваре, и часть ее с воем унеслась куда-то в сторону полицейского участка.
– Куда это они? – спросил Фаберовский.
– Фараона гоняют. Наверное, дубинкой кому-нибудь приложил, – радостно сообщил торговец.
– Так они же растерзают его!
– Если успеет добежать до участка, значит ему повезло.
– Мистер Фейберовски! Мистер Гурин!
Они не успели достаточно углубиться в толпу, как их окликнули из прибывшего экипажа и в ядреную спитлфилдзскую вонь вплелся запах миссис Реддифорд. Дюжий слуга открыл дверцу, откинул подножку и помог старой даме спуститься на землю.
– Мистер Фейберовский, вы тоже идете смотреть на место этого кошмарного злодеяния? – спросила она, догнав их. – Но как вы намерены туда пробиться? Вы не боитесь, что нас с вами растерзают эти бродяги? Взгляните на женщин! Это настоящие фурии, недостойные называться женщинами!
– Что, госпожа Новикова тоже здесь? – испугался Артемий Иванович.
– Я думаю, миссис Реддифорд, что если вы пойдете вперед, даже эти бродяги посторонятся, – сказал Фаберовский, отворачивая нос в сторону.
– Вы так думаете?
– Я уверен, – ответил поляк.
Старая дама решительно пошла вперед и люди стали расступаться перед дюжим слугой. Вскоре они сумели добраться до Кроссингемской ночлежки, но ко входу в Миллерс-корт, охраняемому двумя констеблями, не пустили даже миссис Реддифорд, хотя от негодования она заблагоухала еще сильнее.
– Стойте, пан Артемий, – сказал Фаберовский. – Мое обоняние больше не выдерживает. Пускай она идет куда хочет, мы останемся здесь. Вот, лучше почитаем объявление.
Он демонстративно повернулся к стене ночлежки, на которой висел наклеенный вчера вечером полицейский плакатик:
«УБИЙСТВО – ПРОЩЕНИЕ – Принимая во внимание, что 8 или 9 ноября в Миллерс-Корт, Дорсет-стрит, Спитлфилдз, была убита некоторым человеком или неизвестными людьми Мэри Джанет Келли, министр будет советовать предоставление милостивого прощения Ее Величества любому сообщнику, не являющемуся тем человеком, кто замыслил или фактически совершил убийство, который даст такую информацию и свидетельство, что приведет к обнаружению и осуждению человека или людей, которые совершили убийство.
ЧАРЛЬЗ УОРРЕН, комиссар Столичной полиции.
Управление Столичной полиции, Уайтхолл-плейс, 4.
10 ноября 1888 года»
– Могу сказать вам по секрету: это последний документ, подписанный комиссаром, – сказала Реддифорд, и не подумавшая оставить своих кавалеров одних. – Мне сказали, что в пятницу была принята его отставка. Последнее убийство причинит министерству внутренних дел серьезные неприятности в Парламенте. Завтра тори поднимут вопрос об отставке министерства и у многих членов Правительства имеются серьезные предчувствия по поводу результатов голосования.
– Урр-рра! Виктория! Мы победили! – закричал Артемий Иванович. – Надо выпить за победу, друг Степан! Ну и денег же нам отвалит Пёрд Иваныч за Уоррена! Только вот Шапиро нас не сдаст?
– Шапиро не сдаст. А вот француз попадает под объявленное правительством прощение и может такое учудить. Но что больше всего беспокоит, это куда пропали ирландцы? Может, они уже в Особном отделе? Интересно, а нам прощение дадут, если мы их опередим? Получим от Петра Ивановича денег – и ищи-свищи!
«Монро становится опасным, – глядя на плакат, подумал Фаберовский. – Мы ничего для него не седлали, а он в качестве комиссара полиции много выгадает, если сдаст нас правосудию. И какие могут быть деньги, когда мы так обо***лись!».
– Пана Артемия может и свищи, а мне еще в замужество выходить, – ответил он вслух. – Не уехать ли мне в Америку, пока не поздно, когда я получу деньги?
– Куда это ты, Стивен, собрался? – раздался у него за спиной голос Пенелопы. – О какой-такой Америке ты говорил мистеру Гурину?
– Как, дорогая Пенни, и ты с Эстер здесь?! – изумился Фаберовский.
– Асенька, не волнуйтесь, я не пущу его ни в какую Америку. Там дикие индейцы в перьях снимают со всех скальпы, да и с Пенелопой неудобно как-то получится, – галантно вступился Артемий Иванович. – Мы теперь просто обязаны на ней жениться.
– Мы с Эсси только что купили у торговца твою книжку, – сказала Пенелопа, продемонстрировав поляку тонкую брошюрку в серой бумажной обложке.
– И я такую хочу! – тут же заявил Артемий Иванович. – С автографом. А я вам свои сказки как-нибудь подарю. Идемте скорее!
И Владимиров полез сквозь толпу туда, где крики книготорговцев перекрывали даже вопли торговцев фруктами и коробками конфет.
– Как вас сюда занесло? – спросил поляк у Пенелопы, пробираясь следом за Артемием Ивановичем. – Эти места не для благородных дам.
