47.
ПИСЬМО ЛАНДЕЗЕНА – МОНРО
25 ноября 1888 года
Милостивый государь!
От имени господина Рачковского я извещаю вас, что все готово к эффектному финалу. В заминированном нами доме находятся двое ирландцев-фениев, человек, известный лондонской публике как Джек Потрошитель, и люди, помогавшие ему в его чудовищных преступлениях. Однако у меня нет возможности окружить дом и не допустить туда посторонних. Если вы соблаговолите нам помочь, то мы сможем привести в исполнение ваш с господином Рачковским план, не оставив при этом ни одного ненужного и опасного свидетеля.
С чем остаюсь,
ваш покорный слуга
М. Ландезен
Глава 100
25 ноября, в воскресенье
Устроенная доктором Смитом слежка значительно осложняла и так уже катастрофическое положение. Стоило спровоцировать доктора хоть чем-нибудь раньше времени, и тот пошел бы в полицию с сообщением, что Васильев находится у поляка. Тогда всем живущим у Фаберовского, включая его самого, можно было готовить шею к виселице. Абберлайн немедленно бы примчался на Эбби-роуд с ордером на арест. Пока выручало лишь то, что внимание соглядатаев было приковано только к жениху и остальные пользовались относительной свободой от надзора. Это позволило поляку утром через Розмари отправить Батчелору телеграмму с приказом опять ехать в Даунс и договориться с капитаном шхуны «Флундер» на этот раз уже на вторник.
Ботли со своим мороженым сундучком заступил на вахту напротив дома Фаберовского около десяти утра. Фаберовский уже не первый раз видел, как около лжемороженщика крутились дети, но Ботли прогонял их, так как доктор Смит поскупился дать ему денег на покупку мороженого. Про странного мороженщика пошли слухи, на него приходили глядеть даже с соседних улиц. Вот и сегодня к его приходу у калитки Фаберовского собралась любопытствующая толпа.
– Что рты раззявили! – закричал на зевак Ботли. – Мороженщика не видели? Пошли прочь!
– Сегодня ты припоздал, Ботли, – из фаэтона выбрался Гримбл и подошел к соглядатаю.
– Попробовали бы вы с этим треклятым сундуком дотащиться до Эбби-роуд, не продав при этом ни одного шарика мороженого. Хорошо хоть сейчас не лето. Доктор Смит отъявленный скупердяй. За это время я мог бы заработать изрядную сумму, если бы мог с утра запастись бидонами с мороженым!
– Ваше дело не мороженым торговать, а следить, чем занимается мистер Фейберовски, куда он ходит сам и кто приходит к нему. Постыдились бы возмущаться! Я целую ночь напролет сижу в фаэтоне, не смыкая глаз, и то не ропщу! – доктор Гримбл вставил в свой слипающийся со сна глаз монокль и укоряюще взглянул на Ботли. – Ну, я поехал. Следите за этим поляком в оба.
Он направился обратно к своему экипажу, когда от толпы любопытных, продолжавших глазеть на мороженщика, отделился крепкий мужчина и сказал, подойдя к Гримблу:
– Убирайтесь отсюда вон, джентльмены! Вы нам мешаете. Мы сами знаем, что нам с мистером Фейберовским делать. Можете забыть о нем, мы покончим с ним сегодня. Так что попрошу вас здесь больше не появляться, иначе за последствия я не ручаюсь. – И добавил на всякий случай по-русски: – Yak tse govoritsia na rosiyskoi movi: get’ zvidsilia!
Еще двое верзил с рожами каторжников, вставшие за спиной у говорившего, свидетельствовали в пользу того, что последствия будут не из приятных. Поэтому ни Ботли, ни Гримбл не стали спорить. Мороженщик привязал свой сундук к корзине для багажа позади экипажа Гримбла, уселся рядом с доктором на сидение, и они укатили прочь, оглушительно грохоча по булыжнику сундуком, подпрыгивавшим на своих маленьких колесах.
– Позвольте спросить, инспектор Салливан, – спросил у прогнавшего соглядатаев мужчины один из верзил в казенном пальто. – Зачем вы спровадили их?
– Нам не нужны посторонние свидетели, – внушительно проговорил Салливан. – Теперь один из вас будет непрерывно дежурить здесь на улице.
Когда, добравшись до Харли-стрит, обескураженный наглостью неизвестных негодяев Гримбл рассказал обо всем доктору Смиту, тот пришел в неописуемую ярость.
– Черт побери! Это все-таки мой будущий зять! – заорал он на весь дом. – А вдруг там замышляется ограбление? Мне что же, прикажете отдавать свою дочь за нищего?! А вдруг его просто решили убить? Это было бы чудесно, но полиция может подумать на меня.
– О чем ты, отец? – спросила у доктора Смита Пенелопа, выйдя на его крик из спальни.
– Хорошего же ты женишка нашла себе! По-моему, в Лондоне не осталось ни одного человека, который не хотел бы его укокошить.
– Ты хочешь сказать, что Стивену угрожает опасность?
– Это мне теперь угрожает опасность. Какие-то мрачные субъекты прогнали Гримбла и Ботли от дома твоего негодяя-женишка. Возможно, они хотят ограбить его, а может и убить. Я просто не знаю, что делать. Из-за твоего дурацкого брачного контракта все подозрения сразу падут на меня!
* * *
– Степан, – сказал за обедом Артемий Иванович. – Мне нужно отлучиться по делу. Но клянусь Богом и Государем императором, я скоро приду.
– Уж не хочет ли пан убежать один? – спросил поляк.
– Куда от вас, аспидов, сбежишь… Денег-то у меня нету.
– Идите. Доктор Гримбл с Ботли куда-то исчезли, так что пана выследить некому. Но будьте все равно осторожны, вместо них напротив дома околачиваются какие-то мрачные личности. Не ведаю, кто они такие, но выходить лучше на Ньюджент-Террас.
Чтобы гарантировать возвращение Артемия Ивановича домой, перед его уходом Фаберовский напомнил, что вечером опять будет еда. Выйдя в сад, Владимиров пролез через лаз в конюшне к пустому дому и пошел по дорожке к Ньюджент-Террас, насвистывая мотив из любимой увертюры к «Вильгельму Теллю».
Когда Легран привез первую батарею, оказалось, что труп исчез.
– Клянусь тебе, Мандрагора, я повесил здесь констебля. Он висел на этом крюке, я специально его привез с собой.
– Так-так. Может быть, ты плохо его повесил и он ушел?
– Дав как он мог уйти? До этого он два дня лежал в морге, мог бы оттуда уйти, если бы его бродить потянуло.
– Так он был уже мертвый?
– Мертвее некуда, и бирка на ноге была.
В тот день с самого утра Легран сидел в пустом доме и наблюдал в бинокль за окнами столовой Фаберовского. Он знал, что Розмари накрывает стол на девять персон. Хотя заряд был заложен в гостиной, он был достаточно силен, чтобы разнести весь дом. Но Леграну необходимо было быть уверенным в том, что никто из обитателей дома не вышел на улицу погулять и не отлучился по каким иным надобностям. Он намеревался произвести взрыв, как только в доме у Фаберовского усядутся за стол, а уход Владимирова нарушал все его планы.
Но мало того, что Артемий Иванович покидал дом, француз вдруг вспомнил, что оставил гальваническую батарею – стеклянный резервуар, залитый серной кислотой, – на дорожке у крыльца. Да еще провода, протянутые через лаз к дому Фаберовского. Только дурак не догадается, что тут готовят!
