– Должно быть, собираются вскочить еще в чью-нибудь коляску! – отпустил шутку один из фехтовальщиков и все остальные громко засмеялись.
– Вот вы все смеетесь, а между тем ничего смешного в этом нет, – разозлился Гримбл. – Гурин не только нанес оскорбление нам с доктором Смитом, но еще и скомпрометировал обеих дам в глазах гулявшего в это время в парке общества. И никаких объяснений от мистера Фейберовского мы не получили.
– А вы их и не требовали. Вы первый закричали: «Едем, едем!» – зло бросила Пенелопа.
– Пенни, что ты делаешь! – попыталась удержать ее Эстер.
– Я не могу сдержаться, Эсси. Все эти глупости, которые кругом говорят, пошлые сентиментальные картинки в галерее… Лучше бы я осталась дома!
Кто-то из спортсменов сказал, глядя вниз:
– По большому счету следовало бы проучить мистера Фейберовского, посмевшего водить свою дикую обезьяну в публичные места, вместо того чтобы держать ее на привязи!
– Вы только представляете, леди и джентльмены, он посмел сбить цилиндр с головы такого уважаемого человека, как доктор Смит! – поддержал его Гримбл.
– Между прочим, и с вашей тоже, – сказала Пенелопа.
– Пойдемте, потребуем у него удовлетворения! – дружно зашумела толпа.
– Эти негодяи заслуживают палки!
– Господа, мне кажется, что требовать удовлетворения у того джентльмена – дело исключительно личное самого доктора Гримбла и мужа миссис Смит.
– Вы же видите, полковник, какого удовлетворения доктор Гримбл может потребовать! Теперь это дело касается не только репутации миссис и мисс Смит, это дело чести для всей Британии.
Полковник Каннингем, как истинный британец, не мог игнорировать подобное обвинение, да и с русскими у него были свои счеты, то тем не менее он считал, что в данном случае требовать каких-то объяснений от поляка неправильно, и решил отвлечь разгоряченных юнцов. Это же пришло в голову и Эстер, которая раскрыла программку, бесплатно раздававшуюся при входе во Дворец, и сказала:
– Скоро мистер Эйр начнет концерт на Большом генделевском органе, может нам следует занять места получше? Или мы решим послушать симфонический оркестр Компании Хрустального дворца под управлением мистера Огаста Маннса?
– Нет, леди и джентльмены, – возразил полковник. – Я ни черта не понимаю в вашей музыке. Что толку слушать пиликанье какой-нибудь скрипки? Я чую, в парке должен играть военный оркестр. Вы слышите трубы и барабаны с литаврами? Клянусь Богом, джентльмены, это лучшая музыка на свете! Пойдемте в парк!
Поляка и Артемия Ивановича внизу уже не было, поэтому спортсмены довольно легко согласились на предложение Каннингема.
– Ты в своем уме, Пенни?! – взялась выговаривать падчерице миссис Смит, когда они спустились вниз и вышли из здания дворца в ночной парк. – Неужели ты не видишь, что они как собаки, почуявшие лису? Им нужен только сигнал, чтобы броситься на добычу.
– Я не могу больше терпеть всю эту глупость.
Пенелопа умолкла и рассеянно подняла глаза к небу, куда со свистом устремлялись запускаемые пиротехниками разноцветные фейерверки, хлопая и шипя над головами и бросая отблески на низкие тучи. Яркие электрические огни разгоняли темноту на аллеях парка. Позади, поражая воображение, светится огромный стеклянный корпус Хрустального дворца. В струях фонтанов играли блики иллюминации и огненных колес, вертевшихся на шестах между деревьями, а между темных масс кустов вдоль дорожек полз сизый дым, кисло пахнувший порохом и селитрой.
– Мне действительно нравится Фейберовский, – сказала Пенелопа.
– Я поняла это еще весной, – откликнулась Эстер. – Но это еще не повод для того, чтобы делать себя посмешищем для своих друзей. Может быть, мне тоже понравился мистер Гурин, он такой оригинальный и необычный. Я же не кричу об этом на каждом углу. К тому же на твоем месте я не стала бы строить планов в отношении мистера Фейберовского. Он не слишком завидный жених, он католик и инородец, так что он тебе не пара. Сначала устрой свою жизнь, а потом уже думай о любви.
– С кем же, по-твоему, я должна устраивать свою жизнь? Уж не с Гримблом ли?
Пенелопа посмотрела вслед Гримблу, тактично позволившему дамам отстать, и лишь изредка слегка поворачивавшему голову в великолепном цилиндре, чтобы краем глаза убедиться, что они на месте и никто не пытается завести с ними знакомство. При взгляде сзади особенно бросалась в глаза нелепость его костюма, сшитого по последней моде: визитка с мешковатой спиной, тесные полосатые брюки с подвернутыми штанинами и остроносые лакированные туфли с короткими гетрами. Гримбла не принимали как своего члены Фехтовального клуба, они шли впереди шумной толпой, дамы шествовали отдельно, обсуждая русских знакомых Эстер и Пенелопы, а мужчины кучковались вокруг полковника Каннингема, то и дело разражаясь хохотом – видимо, старый солдат рассказывал обещанные анекдоты. Военный оркестр играл около громадной, в четверть натуральной величины модели Тауэрского моста, строившегося через Темзу близ Тауэра, и полковник уверенно вел своих подопечных прямо на знакомые звуки марша.
– Полагаю, Энтони Гримбл довольно выгодная parti для тебя, – сказала Эстер. – Энтони – ученик доктора Смита и со временем унаследует его практику.
Повинуясь указанию полковника, гуляющие направились вокруг бассейна Южного фонтана, через который и была перекинута гигантская модель. Эстер умолкла, любуясь освещенными по всем своим контурам башнями будущего моста, но тут Пенелопа привлекла ее внимание к двум мужским фигурам, стоявшим по другую сторону бассейна.
– Если мы пойдем вокруг, мы обязательно встретимся с мистером Фаберовским и мистером Гуриным, и тогда не избежать некрасивой сцены, если не чего-нибудь худшего.
– Нам надо остановить наших джентльменов, – решительно сказала Эстер. – Доктор Гримбл, догоните полковника. Я устала ходить и хотела бы передохнуть тут немного, полюбоваться иллюминацией моста и фейерверком.
Мужчины послушно вернулись и остановились неподалеку, всецело увлеченные рассказами Каннингема. Это дало Эстер и Пенелопе возможность наблюдать за Владимировым и Фаберовским издалека, дожидаясь, когда они покинут берег бассейна. Между теми, однако, происходил какой-то конфликт, судя по тому, как поляк агрессивно наступал на Артемия Ивановича, а тот растерянно оправдывался. Внезапно разъяренный поляк схватил Владимирова за ворот и стал трясти его, свободной рукой указывая куда-то. Артемий Иванович не пытался сопротивляться, он полез за пазуху, достал оттуда тощий юфтевый бумажник и всучил поляку. Тот бесцеремонно залез внутрь, выкинув оттуда какие-то бумажки, и положил его к себе в карман. Затем принялся обыскивать Владимирова с ног до головы.
– Вот видишь, Пенни, – сказал Эстер Пенелопе. – И ты допускаешь мысль, что с таким человеком для тебя возможно связать свою судьбу! Посмотри, как грубо он ведет себя со своим другом. Да он просто разбойник какой-то с большой дороги! Без сомнения, сейчас он заставил мистера Гурина отдать ему деньги. И мистер Фейберовский вовсе не Робин Гуд. Мистер Гурин человек простодушный и доверчивый, и мне кажется, что вся цель торговых отношений Фейберовского с Гуриным состоит в том, чтобы облапошить его.
