Абберлайн согласно кивнул.
– Присутствуйте. Но вы, сэр, несколько опоздали. Мы уже сделали множество опросов в других ночлежках относительно недавно поселившихся жильцов. Не надейтесь, что я буду пересказывать вам то, что мы узнали.
– Полагаю, что вам не удалось ничего узнать, – Фаберовский бросил сквозь очки насмешливый взгляд на инспектора.
– С чего вы это взяли?
– Сержант Тик только что сказал мне, что пока не удалось найти ничего, что могло бы подтвердить гипотезу, будто кто-то из постоянных обитателей этих ночлежек мог совершить сегодняшнее преступление.
– Сержант Тик… – Абберлайн покачал головой. – Мне жалко инспектора Рида, он так и не успел насладиться отдыхом. Как только стало известно об убийстве, его отозвали из отпуска. Это всегда так неприятно, когда тебе мешают отдыхать…
– Говорят, покойная принадлежала к классу «несчастных женщин», – сказал Фаберовский. – Значит, она должна быть знакома констеблям, дежурившим ночью поблизости. Неужели никто не видел ее?
– Увы, никто из тех, что были на дежурстве с полуночи до шести утра, не припоминает, чтобы видел ее в это время.
Они вошли в ночлежку и велели сторожу вызвать управляющего и собрать на кухне всех жильцов. Обитатели ночлежки вместе с детьми собрались около Абберлайна, севшего за стол у камина, с любопытством заглядывая ему в блокнот через плечи друг друга, и громко цокая на всполошенного необычным сборищем младенца, который заходился криком и старательно выплевывал материнскую грудь.
Фаберовский пристроился в стороне, чтобы видеть всех, но не находиться при этом в центре внимания. Он сразу заметил среди женщин Жемчужную Пол.
– Анни вернулась в ночлежку в половине второго и сказала, что видела одну из своих сестер и просто выспалась там за пинту пива, – говорил Абберлайну сторож ночлежки. – А когда она уходила опять, то сказала мне: «Я недолго, Брамми. Смотри, чтобы Тим сохранил кровать для меня». Затем она прошла на Патер-Ностер-роу по направлению к Брашфилд-стрит.
– Я видел ее на кухне слегка поддатую в двенадцать минут пополуночи, – встрял подошедший мужчина. – Она вынула из кармана коробочку пилюль, сломала ее и положила пилюли в кусок конверта, подобранный с пола за камином.
– Кусок конверта? Как интересно… – лицо Абберлайна расплылось в ухмылке. – А что было на этом куске, вы не помните?
– Военная каска и буква «М» мужским почерком.
– Интересно будет посмотреть, как инспектор Чандлер найдет по этому обрывку конверта убийцу.
– Мне кажется, что убийцей мог быть Гарри Лоточник.
– Кто такой этот Гарри Лоточник?
– Да так, знакомый ее. Она из-за него тут с одной шлюхой подралась.
– Это Элизу Купер ты называешь шлюхой?! – взвизгнула одна из стоявших за спиной у Абберлайна женщин, воинственно покачивая пером на шляпке, и презрительно сплюнула сквозь выбитый зуб. – Да ты сам потаскун!
Маленькая тощая брюнетка с перебитым носом поддержала подругу, сказав, что у них есть очень важное заявление для полиции.
– Так это покойница поставила тебе синяк под глазом? – спросил Фаберовский.
– Еще бы! – гордо сказала Элиза Купер.
– Она подралась с ней, потому что Анни сказала Гарри Лоточнику, что Элиза стащила у него флорин, положив вместо него полпенни, – затараторила брюнетка.
– Ничего подобного! – крикнула Купер. – Эта паскуда Анни бросила полпенни в меня, вместо того чтобы возвратить мне мыло, которое одолжила для Тэда Стэнли!
Инспектор оборвал их спор.
– Это все, что вы хотели мне сообщить?
– Вместе с нами здесь, в ночлежке, живет одна шлюха, Жемчужная Пол… – торопливо выложила Купер.
– Мэри Коннолли? – уточнил Абберлайн. – Она была свидетельницей по делу Марты Тейбрам?
– Да-да, я самая, – хрипло подтвердила Жемчужная Пол.
– Дней пять назад – по-моему, это был вторник, – проговорила Купер, – мы сидели после дождя вон там, на ступенях ночлежки, и она показала нам трех мужчин, шедших по Дорсет-стрит в сторону «Рога изобилия». Она сказала, что видела их на Брейди-стрит в ночь убийства Полли Николз.
– Ну и что с того? – спросил Абберлайн.
– Мы тоже их видели, – перешла на шепот Элизабет Купер. – В «Британии», сегодня ночью. Они сидели неподалеку от нас. Потом мы ушли, а утром узнали, что Анни убита.
– Мы проверим ваше заявление, – сказал Абберлайн. – Вы согласны нам помочь?
– Нам здесь жить, инспектор, – сказала Купер. – Мы хотим жить. Если мы их опять увидим, мы тебе скажем, петушок, но ходить с твоими легавыми по домам – тут уж нет, уволь.
– Я слышала, что в пять утра Анни видел половой в «Десяти колоколах», – подала голос мать орущего младенца. – Вместе с человеком, который очень похож на одного из тех мужчин, про которых говорит Элиза. Он был тоже бородатый и в какой-то странной ермолке, шапочке вроде еврейской, только ненормальной какой-то, не такой, как обычно. И носил он ее сдвинув на лоб, а не на затылок.
– Ты вон спроси у своего легавого, Фредди, – сказала Жемчужная Пол. – Он вместе со своим толстяком шел за ними следом.
Поляк посмотрел на нее и проститутка мгновенно ретировалась за спины своих товарок.
– Это правда? – обернулся Абберлайн к Фаберовскому.
– Мы с мистером Гуриным действительно следили за тремя подозрительными типами, – ответил тот, холодея от тревоги. – Полагали, что один из них может оказаться пресловутым Кожаным Фартуком. Но у нас не было поводов обратиться к полиции для их задержания и вскоре мы прекратили за ними слежку.
– Кстати, Донован, – Абберлайн подозвал управляющего ночлежкой. – Вам самому не приходилось встречаться с человеком по прозвищу Кожаный Фартук?
– А как же! – ответил Донован. – Я хорошо его знаю. Он был у нас в ночлежке примерно год назад с одной женщиной. Вскоре после полуночи женщина вдруг стала кричать: «Убивают!». Я спустился вниз и увидел, что Кожаный Фартук избивает ее, таскает за волосы и рвет на ней одежду. Мне он объяснил, что женщина пыталась ограбить его, но я не поверил и выгнал его на улицу. Потом он еще несколько раз приходил к нам для ночлега, но мы больше не пускали его.
– Не приходил ли к вам спрашивать ночлега на эту ночь кто-нибудь подозрительный или, пуще того, в одежде, запятнанной кровью?
– Я что-то не припоминаю, чтобы кто-нибудь шлялся в испачканной кровью одежде, – сказал сторож. – Были, правда, люди, которые приходили после трех часов ночи и такие, что уходили еще до шести часов утра, но таких, чтобы в окровавленной одежде…
– Вот и везде так, – вздохнул Абберлайн. – Разве можно чего-нибудь добиться от сторожа в ночлежке? Они просто спрашивают у пришедших деньги и указывают на лестницу, чтобы те прошли в комнаты. Тьма там кромешная. Когда постояльцы уходят рано, их вообще редко кто видит.
