– Полагаю, что убийца забрал с собой какие-нибудь полюбившиеся ему части, – сказал Абберлайн.
– Зачем они ему нужны? – изумился поляк. – Ведь это лишние и неопровержимые улики, если он попадется в руки полиции?
– Я не знаю, как ответить на ваш вопрос, мистер Фейберовски, – пожал плечами инспектор. – Вот вы можете ответить на вопрос, зачем он вообще это делает, да еще на улице, где это во сто крат опасней?
– Не могу. Но если убийца принадлежит к тайному обществу, связанному круговой порукой, и ему поручено сделать что-то, он, как всякий фанатик, и задумываться не станет.
– Фанатики – те же сумасшедшие. Уверен, что убийца сумасшедший и для объяснения его действий невозможно апеллировать к доводам разума. Мы, кстати, похоже, нашли человека, который если не Кожаный Фартук, то по крайней мере тот мужчина, который с окровавленными руками заявился в таверну «Принц Альберт». Это некий Иосиф Иззеншмидт, голландский еврей, мясник из Хэллоуэя. Помешался, когда его дело развалилось в прошлом году.
– Что же с ним стало?
– Последнее время он жил собиранием овечьих голов, ножек и почек на рынке, приготовлением их и продажей в Западном Лондоне. Понимаете?
– Надо будет предупредить Розмари, чтобы она была осторожней, покупая рагу для конюха, – сказал Фаберовский.
– Можно больше не осторожничать, – успокоил поляка Абберлайн. – Сейчас он находится в психиатрической лечебнице в Боу. Мы выяснили, что с пятого сентября он жил в Ист-Энде, отсутствовал по ночам, в том числе и в ночь убийства Чапмен. Сержант Тик узнал, что он еще в Холлоуэе сказал ряду женщин, что был Кожаным Фартуком. На него донесли двое докторов из Хэллоуэя.
– Эти доктора, оказывается, все такие сквалыжные люди, – сказал поляк. – Среди моих знакомых есть несколько докторов и все поголовно невыносимы. Подождите, но ведь я знаю, что тот же сержант Тик утверждал, что это Пицер был Кожаным Фартуком?
– Он и сейчас утверждает это. С этими кожаными фартуками сплошная путаница. Помнит ли мистер Фейберовский инспектора Чандлера, нашедшего кожаный фартук на Ханбери-стрит? Представляете, этот идиот поехал в Суссекский полк в Фарнборо в графство Хэмпшир с куском найденного рядом с телом конверта. Я не удивлюсь, если он найдет там убийцу на букву «М». Полагаю, в 1-ом батальоне, где он намерен провести расследование, достаточно много народу на «М».
Шум в зале прервал Абберлайна и взоры инспектора и поляка обратились к доктору Филлипсу.
– Из этих повреждений я вполне убедился в причине смерти и полагаю, что мне было бы лучше не входить в дальнейшие детали увечий, которые могут быть только болезненны для чувств присяжных и публики.
– Я полагаю, что мы поддержим предложение доктора Филлипса, – сказал коронер.
– Подводя итог, я думаю, что причиной смерти были, по-видимому, повреждения, которые я описал. Дыхание прервано еще до наступления смерти, так что смерть явилась результатом прекращения или недостаточности работы сердца вследствие потери крови, вызванной разрезом горла. Эти повреждения не были, конечно, причинены пострадавшей ее собственными руками.
– Как это тонко отмечено, – съехидничал Фаберовский.
– Касательно способа убийства я полагаю, что человек, который перерезал горло покойной, схватил ее за подбородок и затем начал резать слева направо. Я думаю, весьма вероятно, что жертва могла закричать, но в отношении идеи о том, что ей мог быть заткнут рот, я могу только указать на опухшее лицо и высунутый язык.
Доктор Филлипс вернулся на свое место и Фаберовский обеспокоено толкнул инспектора Абберлайна в бок:
– Неужели доктор так и не скажет больше ничего о том, что же пропало из тела?
– Как видите, он закончил свои показания.
– Ну а вы-то знаете, инспектор, что исчезло из тело покойной?
– Нет, – ответил Абберлайн, – я не читал рапорта полицейского хирурга.
Если Васильев действительно взял что-то из тела убитой, это означало, что в любой момент эти части могли быть найдены Дарьей или еще кем-нибудь. Такого развития событий допустить было нельзя. Не дожидаясь завершения слушания в Рабочем Юношеском клубе, Фаберовский поехал в Вулворт, где находилась цирюльня Уильяма, и вызвал фельдшера на улицу.
* * *
– Садись, Николай, – поляк усадил его к себе в кэб. – Тебе матушка не говорила в детстве, что нельзя чужое брать?
– В каком смысле? – удивился Васильев.
– В самом прямом. Вот уж что чужое, так чужое. Только что на дознании доктор Филлипс заявил, что тело убитой было представлено не в полном комплекте. Какие-то его части отсутствуют.
– Я ничего не брал, – неуверенно сказал Васильев, вжавшись в угол кэба.
– Взял ведь, пся крев! Что ты оттуда забрал?
– Не брал я! – плаксиво ответил Васильев.
– Не брал, добже, но как ты все то унес, что того ирландцы, псы пьяные, не заметили, и куда дел?
– Истинный крест, не брал ничего!
– Так куда дел?… Сожрал, что ли? Дарья в пироги запекла?
Васильев весь сжался, словно предвкушая удар, но не ответил.
– А если найдет кто-нибудь? Если Дарья твоя найдет и до полиции донесет?
– Не донесет, – сказал Коновалов. – Она ничего не узнает.
– Чтоб сегодня же не было! – Фаберовский схватил фельдшера за ворот и изо всех сил тряхнул. – Нигде, куда бы ты ни запрятал то, что утащил! Хоть сожри, но чтоб исчезло! И никогда больше ничего не бери, если не хочешь окончить свою жизнь на виселице!
И поляк вышвырнул Васильева из кэба.
Глава 33
16 сентября, в воскресенье
Выйдя из цирюльни, Васильев около Лондонского госпиталя натыкается на Купер и Аллен, которые устраивают на него погоню толпы. Это видит доктор Смит, который стоял в дверях и курил. Смит узнает его. Полицейский арестовывает Васильева прямо напротив цирюльни и доставляет в Коммершл-стритский полицейский участок.
Здесь его сдают инспектору Чандлеру, который ворчит на Стивенса, что тот не мог прийти на несколько дней раньше. Тогда бы Чандлер не ездил в Фарнборо и не потратил бы свои деньги (8 шилл. 8 пенсов), которые еще не известно когда ему возместят, если сделают это вообще.
Он в сердцах давит на Васильева, но тот отказывается о чем-либо говорить. Подключение к допросу Тика, которому проститутки говорили про этого человека раньше, тоже ничего не дает. Его одежду тщательно осматривают. Затем выясняется, что он не может говорить по-английски. Посылают за Курашкиным.
Единственный человек, который может подтвердить его алиби (т. к. он не знает, где проживают другие) – Дарья, но газет она не читает и об убийствах ничего не знает. Она и в мыслях не может допустить, что Николай Спиридонович убийца, и наверняка ляпнет правду.
