– Батарейка все равно почти сдохла, – однако интонации в голосе Ливви говорили о другом… о том, что смотреть на картинки жизни, которую у нее забрали и уже не вернут, было слишком больно. – Тай вырос таким красивым. Девчонки должны на него просто вешаться. Или мальчишки, – добавила она, улыбаясь краем губ. Впрочем, ее улыбка тут же погасла. – В общем, нет, забирай.
Эмма сунула телефон в карман и, когда Ливви отворачивалась, вдруг заметила черный знак под воротником ее футболки. Но здесь же не должно быть знаков, разве нет?
Этот походил на дугу траурной руны.
Ливви снова села на кушетку.
– Короче, ждать тут смысла нет, – сказала она. – Только зря силы тратить. Идите, поспите немного. Если до завтрашнего вечера ничего не случится, подумаем, что делать дальше.
Эмма и Джулиан пошли к выходу. В дверях Джулиан обернулся.
– Интересно, при дневном свете этот мир выглядит хоть немного лучше?
Ливви посмотрела на свои покрытые шрамами руки. Подняла голову, и в ее глазах на мгновение вспыхнула знакомая блэкторновская синева.
– Подожди и увидишь.
Пижамами в Туле́ явно не пользовались. После душа Джулиан упал на кровать в спортивных штанах и футболке и стал разглядывать расписное окно с фальшивыми серебряными звездочками.
Когда Марк был пленником Дикой Охоты, он каждую ночь перебирал имена братьев и сестер, глядя на точечки света, кружащиеся над головой. В Туле́ звезд не было. Как Ливви всех помнила? Как ей это удалось? Или проще было забыть? Уж точно не так больно. Марк думал, что братья и сестры живы и счастливы… где-то там, без него. Ливви знала, что они мертвы или в рабстве. Интересно, что хуже?
– Она ничего не спросила, – сказал он, когда Эмма вышла из душа в майке и шортах. – Ливви… не задала ни единого вопроса о нашем мире.
Эмма села рядом. Ее волосы были заплетены в косу, теплая кожа пахла мылом.
– Разве можно ее за это винить? Наш мир, конечно, не идеален… но он все равно не такой. Настоящая жизнь с днями рождения, нормальным взрослением… и утешением, которого ей никто не дал.
– Зато здесь она жива, – заметил он.
– Джулиан, – Эмма легко коснулась его лица. Он отчаянно хотел откликнуться на это прикосновение, но удержался усилием, от которого заныло все тело. – Она тут выживает.
– А есть разница?
Она посмотрела на него долгим взглядом, потом уронила руку и откинулась на подушки.
– Сам знаешь, что есть.
Из ее косы выбилось несколько прядей, отливавших золотом на фоне белой наволочки. Глаза цвета полированного дерева, изгиб тела, напоминающий скрипку. Джулиан чуть не схватился за альбом – нарисовать ее, как делал всегда, когда чувства оказывались слишком сильными. Сердце в груди взрывалось красками, потому что губы не смели вымолвить слов.
– Хочешь, я лягу на полу? – его голос был хриплым, и с этим он ничего не смог поделать.
Она медленно покачала головой, глядя на него своими невозможными глазами.
– Я как раз подумала… Если Охотничья магия здесь иссякла, ангельские клинки и руна не работают…
– То и парабатайский обет, скорее всего, тоже, – закончил он за нее. – Я тоже об этом думал.
– Но наверняка мы не знаем. Мы могли бы что-нибудь… сделать, чтобы проверить. Ну как с той церковью, например.
– Вряд ли это хорошая идея – экспериментировать с поджогами.
Его сердце тяжело колотилось. Эмма была так близко. Линия ключицы… То место, где загорелая кожа становилась светлее… Он сделал над собой усилие и отвел взгляд.
– Ну, тогда можно попробовать что-нибудь другое, – сказала она. – Скажем, поцеловаться.
– Эмма…
– Я чувствую ее, когда мы целуемся, – ее зрачки были размером с планеты. – Ну, знаешь… Связь.
Его словно накачали гелием. Тело вдруг стало легким, как воздух.
– Ты уверена? Ты точно этого хочешь?
– Да.
Она отодвинулась дальше в подушки, опираясь локтями на постель, смотрела на него снизу вверх, упрямо вздернув подбородок… Ноги, длинные и прекрасные, вытянуты во всю длину. На шее билась вена. Губы приоткрыты, низкий голос…
– Да, я этого хочу.
Он придвинулся, еще не касаясь ее: два тела на расстоянии шепота друг от друга. Ее глаза потемнели. Она изогнулась под ним, ноги скользнули вдоль его ног.
– А что стало с тем лифчиком? С тем, огромным…
– Я обошлась без него.
В комнате вдруг стало очень жарко. Джулиан старался дышать как обычно, невзирая на мысль, что если запустить руки под ее майку, он коснется гладкой кожи и ничем не защищенных округлостей.
Но об этом она его не просила. Она хотела поцелуя. Он оперся на локти, медленно опустился – томительно медленно, пока между их губами не остался примерно дюйм. Ее теплое дыхание… Их тела едва касались друг друга. Она нетерпеливо задвигалась; пальцы впились в покрывало.
– Давай, – сказала она, и его губы нежно коснулись ее.
Она поймала их своими, он передвинулся и поцеловал ее в щеку – так же легко, едва-едва. Вернулся, поймал ее вздох, увидел полузакрытые глаза. Вобрал своими губами ее такую мягкую нижнюю губу, провел языком по всей ее восхитительной дуге, по чувствительным уголкам.
Она снова ахнула, вжалась бедрами в постель, выгнула спину ему навстречу. Ее грудь прижалась к его груди; огненная стрела поразила его прямо в пах. Он уперся пальцами в матрас, изо всех сил пытаясь сохранить контроль, давая ей только то, чего она желала, и ничего больше.
Поцелуй.
Он лизал и посасывал ее нижнюю губу, следовал по верхней, изогнутой, как лук, проводил языком по границе между обеими, пока они не раздвинулись, и тогда он запечатал ее губы своими губами. Жар и влага, и ее вкус – мята и чай. Она вцепилась в его бицепсы, прильнула, и они целовались и целовались, еще и еще. Она стонала в его губы, и ее ноги уже двигались вверх по его икрам, а руки проникали под рубашку, и пальцы…
Она вырвалась, дыша, как после марафона. Влажные темно-красные губы, щеки алеют…
– Черт возьми, – она кашлянула и покраснела. – Ты что, специально тренировался?
– Нет, – Джулиан был горд, что сумел осилить односложное слово, и рискнул произнести целое предложение: – Нет, не тренировался.
– Ладно, – сказала она. – Ничего не загорелось, никаких парабатайских штучек. Но экспериментов на сегодня хватит.
Джулиан осторожно перевернулся на бок.
– Но я же все равно могу спать на кровати?
– Да, думаю, это ты заслужил, – улыбнулась она.
– Я могу отодвинуться на самый край.
– Вот только не перегибай палку.
